Наутро кочевье ушло за горизонт, а девица сидела на веранде и смотрела на пыль, что курилась под копытами лошадей.
Делать нечего. Стали мы с ней жить. Я показывал, как жить в доме, как следить за хозяйством, как готовить на плите, учил языку и читал ей стихи. И вылупилась из гусеницы бабочка. И назвал я ее Марьей, стали мы Иван да Марья, полюбила она меня. И было нам хорошо. И радовался ее смеху и сказал ей, что как прейдет кочевье, я для всех объявлю, что жена она мне. И смеялась она, над моей напыщенностью и сказала, что не видит другой жизни, как в доме моем.
Шли годы. И каждый год кочевье приходило и уходило. И помогали они нам возделывать землю и дом чинить, но никто не оставался с нами более.
У нас начали подрастать дети. И с каждым годом все чаще и чаще они спрашивали, когда мы уйдем со всеми. И наконец, наступил день, когда они один за одним улетели из дому, как оперившиеся птенцы ищущие новое гнездовье.
И наступила весна, когда кочевье не пришло. И ждали мы их. И не было их. А на следующий год пришли другие. И сказали они, что был бой и полегли почти все. Лишь немногие выжили и пристали они к ним и привели их в эти земли.
И горько стало мне. И другого дня пошел я рыбачить на реку. И подул сильный ветер. И вынес он меня в озеро-море. И захлестнули волны мой челн. И стал я блуждающим духом берегов этих, ибо некому было совершить обряд захоронения и упокоить мою душу грешную.
И это было мое последнее поражение.
––
– Первую часть своей жизни я шел к цели, а она оказалась пуста. И моя гордыня и знания не оказались нужными. Но я привел своих людей сюда и животных. И они дали потомство. И множились. Вторую часть жизни я просто шел без цели, но она оказалась плодотворнее. Ибо несла в себе жизнь.
Вот с тех давних пор я блуждаю по берегам этого озера-моря, но никто не слышит меня.
И сегодня идя, как обычно, я увидел тебя. Я видел, что душа твоя почти отделилась от тела. И я помолился Ветру и напомнил ему, что должен он мне, и чтобы он «развернул» тебя, дабы увидел ты меня и осознал.
А теперь иди, еще немного и ты замерзнешь. Иди и согрейся там. – Он указал в сторону от озера. – Иди, согрейся, отдохни. А я буду являться тебе, и направлять тебя.
Я стоял и смотрел на него, окаменевши. Мои ноги замерзли и не слушались. Ветер надул вокруг ног сугроб. Иван, вдругорядь благословил меня посохом по голове, от чего мои мысли опять стали более последовательными, а не разбегались как тараканы на свету. И вырвал я ноги из сугроба, и побрел в указанную им сторону.
Через шагов десять я почувствовал запах животных и увидел темное пятно укрытия сквозь пелену снега. Я оглянулся и посмотрел на берег. Иван Чай стоял на берегу и махал мне рукой, прощаясь. И вдруг исчез, будто метель сдула его.
Добредши до палатки, я откинул полог и вошел внутрь.
Торжище Шуляк, управа, судья Кириян
Прибыл, наконец, посланный мной стражник Булат, да не один прибыл с цензором. Первым делом вручил цензор мне сафьяновый красный футляр с письмом от князя нашего. Поклонился я на четыре стороны света и возблагодарил Богов наших за ниспосланную ими благодать на князя нашего. Взял я двумя руками ларец княжий и поставил его на столик красный лишь для княжих бумаг поставленный. Дрожащими руками печати сломавши, достал я оттуда грамоту великую, князем мне убогому писанную. Развернувши с почтением, я встал и громко зачитал ее при всех нашей управы служащих. И писано там было, что любо князю мое радение делам государственным и что хвалит он меня за службу мою честную, и писано там было, что в праве я управлять сим уездом от его имени, стать его наместником в землях здешних. Хочет он, чтоб город строился на месте торжища, что и будет основой моей вотчины. И что в праве я, по своему разумению править землями, перед ним лишь ответ держать, стало быть.
