Возвращение-2. Повесть - страница 11
Но сам себя вернул на землю: «Мечтать не вредно». Ведь ему предстояло сейчас до праздничного вечера в Кремлевском дворце быть переводчиком у двух любимых им Саши и Эрики в этом непростом диалоге.
Бывшая супруга скривилась презрительно, когда Женя сказал твердо:
– Ты займись собой. Через два часа мы за тобой заедем, – и завез Марию по пути в разрекламированный фитнес-клуб, оставив ей одну из своих кредитных карточек.
Эрика молча обошла всю квартиру и остановилась перед нарядной сосной. Саша тоже молча включила всю цепь гирлянд, которые были в виде разноцветного бегущего дождя на шторах, в проеме над дверью и на самом дереве.
Да, Москва зимой, особенно в период зимних каникул, с многометровыми празднично разукрашенными волшебницами-елками на площадях и у станций метро, с бесшабашным разливом световых, не повторяющихся картин, завораживала, опьяняла бесконечным буйством фантазии, огромными вложениями на это торжество света, простора, разгула северного карнавального парада над холодом, вьюгами, злыми морозами.
Эрика застыла, очарованная световой гармонией в зале, а, может быть, просто привыкала и со своей детской непосредственностью и прозорливостью давала возможность собраться, прийти в нужное состояние отцу и его жене. Или она просто старалась рассмотреть и запомнить незнакомую женщину, ставшую спутницей, заменившую ее мать на жизненной дороге отца.
В комнатах вкусно пахло летом, травами, мясом, и эта мудрая девочка легко разрешила все вдруг зависшие в пустоте молчания проблемы:
– Папа, я хочу есть. Очень вкусно пахнет.
Женя перевел, и сразу все пришли в движение, как куклы в детском музыкальном театре – тряпичные, тростевые – вдруг оживают от умелых, старательных, талантливых рук артистов на сцене ненастоящей, призрачной жизни, и вдруг незаметно погружаешься в разыгранный мир глубоких человеческих страстей.
И, услышав о таком детском непосредственном желании в переводе отца, Саша, вся напряженная, не ждущая ничего хорошего для себя, вдруг увидела смущенную, скованную девочку-подростка, которая тоже внутренне боится сделать что-нибудь не так, обидеть немного растерявшегося, зажатого отца, который явно с неохотой согласился на эту встречу. И, как заметила Эрика, у которого было непонятно виноватое лицо там, в боулинг-клубе, когда он позвонил по телефону своей новой жене, о чем-то говорил одну минуту, а потом выскочил в фойе, словно Эрика с матерью могли понять без перевода непонятную русскую речь.
Саша молча стояла с половником у плиты, в данный момент очень сожалея, что за долгие годы, отгородившись проблемами своей семьи, школы, у нее даже не мелькнула мысль выучить иностранные языки заочно на курсах ЕШКО, по телевизору, да элементарно за деньги у учительницы иностранного языка. Ведь вряд ли бы она отказалась. Но нет, просто не хватило ума. Приземленность, предопределенность жизни в рамках сельской обыденности, неверие, что можно выскочить за рубеж, представление, что языкам учат своих отпрысков только обеспеченные и продвинутые родители, – теперь создавали проблему непонимания, отстраненности.
И как когда-то Женька сказал зло: «Теперь с турника не слезу», – Саша вздохнула с сожалением: «Если бы знала языки! Обязательно выучу и немедленно английский! А ведь учила немецкий язык в школе семь лет и два года в университете, научилась читать со словарем и понимать, о чем идет речь по отдельным словам, и все. И сейчас можно было только догадываться, о чем девочка спросила у отца. Будет ли она борщ? Или сразу наложить Эрике дымящиеся аппетитные перчики?»