Могаба хмыкнул, глядя на сияющее плато.
– Ты считаешь меня трусом, генерал, потому что я не склонен недооценивать эту угрозу?
– Это действительно серьезная угроза. И я высоко ценю твою помощь. Тем не менее я могу сделать немало. Нож, которому ты позволил частные операции, одержал громкие победы. Он неоднократно доказывал, что таглиосцы теряются, если ударить в слабое место.
– Ты доверяешь Ножу?
– Больше, чем прочим. Ему, как и мне, некуда бежать. Однако полностью я не доверяю никому. Особенно нашим союзникам. И Ревуна, и обманника привели к нам отнюдь не симпатии.
– И то верно. – Длиннотень, похоже, смягчился. – Я должен объясниться, генерал.
Удивление Могабы ясно показывало, что это из ряда вон выходящий случай.
– Плато вовсе не держит меня взаперти. Я могу ненадолго покинуть Вершину и при необходимости это сделаю. Охрана Врат Теней свежа, сильна и надежна, и я ее полностью контролирую. Но если решу выбраться отсюда, мне придется действовать тайно.
Могаба снова хмыкнул.
– А здесь я пребываю постоянно лишь потому, что в игре есть участники, которые не любят находиться на виду.
Могаба нахмурился. Я тоже не понял.
– Ревун принадлежит к клану, некогда известному как Десятеро Взятых.
– Я знаю.
– Грозотень тоже прошла эту школу рабства. Ее соученицей была сестра Сеньяк, носившая прозвище Душелов.
– Вроде мы с ней встречались.
– Да. При Штормгарде. Она тебя там изрядно оконфузила.
На самом деле это была Госпожа. Или нет?
Могаба кивнул. Удивительно. Похоже, с годами он научился держать норов в узде.
– Несколько лет тому назад мы с Ревуном допустили промашку. Мы захватили Душелов, будучи уверены, что это ее сестра. Она в то время изображала из себя Сеньяк, так что обознаться было несложно. В суматохе, поднявшейся позже, ей удалось бежать. И хотя обращались мы с ней без жестокости, она почему-то держит на нас зуб. И с тех пор вредит нам и ждет возможности нанести мощный удар.
– Думаешь, в твое отсутствие она может посетить Вершину и оставить дверь незапертой?
– Верно.
Ха! Трудненько представить взломщика, которому удастся проникнуть в эту невероятную крепость.
Могаба вздохнул:
– Значит, нравится мне это или нет, все решится на равнине Чарандапраш.
– Да. И ты победишь?
– Конечно. – Самоуверенности Могаба не растерял. – Если Костоправ не изжил своего порока, имя которому – мягкость.
– Как понимать тебя?
– Он прячет лицо под сотней масок. Мягкость может оказаться одной из них.
– Значит, ты неравнодушен к этому человеку, хоть и желаешь избавиться от него?
– Мы ведем игру с его войсками, не атакуя слабых мест. Даем ему время на раздумья, планирование и маневры. Значит, ему нет нужды действовать изощренно и скрытно. Его дивизии повсеместно продвигаются вперед. В пограничных землях Черного Отряда боятся сильнее, чем тебя. По жестокости эта война не идет ни в какое сравнение с той, что Костоправ вел против Сингха и его культа. Насколько я помню, тогда он брал пленных и мог даже помиловать душилу, согласившегося отречься от своей веры.
«Ну да, как же», – усмехнулся я. Но сразу вспомнил, что однажды Капитан действительно кого-то пощадил.
– Возможно, это Сеньяк решила дать наглядный урок.
– Да, возможно. У нее крутой нрав. Но ее влиянием не объяснить попытки Костоправа поймать Ножа, которые обошлись в семь тысяч жизней.
Что-что? Это новость…
– Нож его предал.
– Как и я. Но я принадлежал Отряду, а Нож – всего-навсего искатель приключений, в число братьев он не входил. И за мной Костоправ так не охотился. Война с Ножом – его личная война.
