Он любил расспрашивать о жизни в других странах. Приехавшие из Германии знакомые рассказывали такое, что у него дух захватывало.
Там, насколько он понимал, умные чиновники учитывали природу человека и потому социальные службы были устроены так, чтобы было соблюдено достоинство каждого. Они давно просчитали, что не выгодно иметь в обществе рядом с нормальными людьми алкоголиков, лентяев, людей с низкой социальной ответственностью. И они построили для бедолаг социальные гостиницы, взяли под жесткий контроль их поведение, здоровье, быт. Почему в Германии хватало казны на социальное устройство слабых и сирых, оступившихся и опустившихся?
Сильные взяли на себя право контролировать слабых и это не дискриминация, не вмешательство в личную жизнь человека. Контроль необходим каждому, потому что каждый имеет право на ошибку. Выше контроля только закон. Поэтому никто не жрет из мусорных баков, никто не валяется на асфальте в луже собственных испражнений, никто не заражает других гепатитом, педикулезом, туберкулезом в общественном транспорте. Выбор слабого человека, не желающего, а часто и не способного в силу отсутствия нужных качеств быть полноценным членом общества, – бороться за деньги, за женщину, за благополучие – все же уважается. Но и спрос тогда жесткий – не хочешь, не можешь работать – довольствуйся малым, но не мешай другим создавать и охранять красоту. Веди себя прилично, каждый день общайся со своим социальным инспектором, который ровно в девять утра выдает тебе талоны на завтрак, обед и ужин, смотрит, чисто ли ты выбрит и отутюжены ли твои брюки?
Этот принцип ему чрезвычайно импонировал. Александр Николаевич тешил себя мыслью, что с годами и опытом, он стал проникаться пониманием природы человека. И русского человека в особенности. Спору нет, талантлив русский народ, великодушен, благороден, ум его необъятен и большая душа милосердна и любвеобильна. Силен он духом и плотью, богат достоинствами души.
Ему даже показалось, что он подошел к разгадке русского характера, по-сермяжьи, но докумекал. С другой стороны, подлый он, характер этот русский, с такой червоточиной внутри, что мама дорогая!.. Любит рядиться в красивые одежды, любит хвастать широтой натуры своей. Ой, ли широта – беспредельность! Прав Достоевский, сузить бы натуру эту дрянную! И все надеется на авось, и все ищет халявы и алчет наживы. Ни мать, ни отца не чтит, ни женщину не уважает, торопится радоваться так, как будто живет последний день на свете! Грубость, животность, продажность, и все это венчается соболиной шапкой высокомерия – я – русский, я – самый рас-самый, я – умный, талантливый, я – самый умелый, я блоху подкую, если понадобиться. Я – воин, я башку, кому угодно снесу.
А все же быстро учится, быстро осваивает науки – все уж переделали под Запад – рекламу, рестораны, магазины, шоу-бизнес. Еще недавно Лев Лещенко с руками по швам пел на сцене, дородная Валя Толкунова боялась пошевелить округлым бедром, а сегодня худющие безголосые девки в бюстгальтерах и трусах скачут очумело. В самом начале перестройки и в страшном сне бы это никому не приснилось: милые девочки лесбиянки появились, развратят свое поколение, как пить дать. А жеманный Боря Моисеев, демонстрирующий свои уже далеко не упругие ягодицы… Заглядывающие в глаза наивных провинциальных девчушек великовозрастные Иванушки, Децлы всякие… И каждый из них стоит эшелона разрушителей! Что уж всякие, Шнуры и Шуры какие-то, и прочая человеческая похабель. А называется все это завлекательно – свобода!
