На самом же деле Елене было нелегко. Оставшись наедине сама с собой, она дала волю своим чувствам – проплакала всю ночь. Вспоминала Антонио, всю их светлую, солнечную, радостную юность, их дружбу. Вспоминала свою первую пылкую девичью любовь к принцу Эдвину. Вспоминала, как в круговороте тех памятных событий, связанных с драконом, все вдруг перевернулось. Как изменился к ней Эдвин, как потом она изменилась к нему – их любовь умерла. Как потеряла Антонио в первый раз. А ведь уже тогда она видела, она чувствовала, что Антонио любит ее. И она чувствовала, как и у нее в сердце рождается что-то новое, нежное. И как горько, как несправедливо все сложилось! Антонио, милый Антонио… Она потеряла его, и, потеряв, вдруг поняла, что любит его.
Но жизнь словно издевалась над ней. Она вернула ей Антонио, но как?! Антонио, ее Антонио был в стане врагов! Но глаза, его глаза были теми же, что и раньше – преданными и любящими. Она поняла это сразу, хотя и смогла заглянуть в них только на краткие секунды. А он? Что он увидел в ее глазах? Понял ли он, что она не предавала его, что она любит его? «Да! Конечно да!» – убеждала она себя. Ведь он сразу же доказал это – спас и ее, и всех своих друзей ценой своей жертвы.
И снова горе, и снова несправедливость: жизнь вернула ей Антонио и тут же опять отобрала его. Но у нее остался ее сын, сын от принца Эдвина, нелюбимого, предавшего ее. Этот маленький нежный комочек, любимый сын от нелюбимого отца. А второго самого дорогого ей человека, Антонио, жизнь отняла. И тогда она решила хоть как-то соединить в одном этих двух, любимых – она назвала сына именем Антонио. Теперь Антонио всегда был с ней.
Экипаж, запряженный четверкой рыжих неспешных монастырских лошадок, привез доктора Аурениуса Ло и Антонио сразу к замку – преподобная мать-настоятельница дала на этот счет четкие указания. Через восточные ворота парка, на широкую лужайку которого в памятный момент около двенадцати лет назад опустился дракон, принесший на своей спине между спинных гребней тех, кто встречал сейчас гостей. Через главные ворота замка к парадному подъезду дворца, знававшего встречи королевских особ. Там на ступенях мраморной лестницы приехавших встречали Корда, Джулия, Фрэнк и Старый Питер с Челитой.
Первым из экипажа вышел Антонио, помог спуститься доктору Ло, почтительно подав руку. Тот, подобрав полы широкой длинной мантии, в которой он выглядел, как настоящий ученый-алхимик, сошел со ступенек экипажа словно с полотна художника эпохи великих магов.
Встречающие стояли тесной группой. Энрике Корда – чуть впереди. Антонио внимательно смотрел на них, как бы заново узнавая. (Он прикинул, что с тех пор, как он видел их последний раз, прошло-то всего несколько дней, а друзья изменились так, словно пролетели годы.)
В тишине слышался лишь хруст гравия на дорожке под копытами переступающих с ноги на ногу лошадей.
Корда мягко убрал руку Джулии, которой она вцепилась ему в локоть, сделал несколько шагов к Антонио. Тот шагнул навстречу. Они крепко обнялись, замерев на секунду.
Секунда прошла, и Джулия, Фрэнк, Старый Питер бросились к ним с радостными возгласами:
– Антонио! Дружище! Откуда ты взялся?
Антонио рассмеялся:
– Да вот… Прямо с того света. Не смотрите на меня так – не привидение я!
Челита (она все-таки знала Антонио не так хорошо, как другие) с доброй улыбкой наблюдала за этой сценой с одной стороны, а доктор Аурениус Ло, слегка отстраненно, – с другой. Он ведь вообще был новым человеком в этой компании друзей, да и вообще здесь, в этом мире, ведь его мир остался там, в далеком двухсотлетнем прошлом.
