– Тихо, дядя, – почти ласковым голосом сказал барон, глядя тюремщику прямо в глаза и приставив острие кинжала к горлу там, где оно переходит в мягкое под нижней челюстью. Барон видел, как глаза тюремщика побелели от страха.
– Покажи-ка мне, дядя, тот тайный нижний ход, по которому мертвецов выносят отсюда. Ты же мне покажешь? Ты же не хочешь, чтобы я проткнул тебе череп насквозь? – дон Алонсо чуть надавил кинжалом вверх. Струйка крови потекла по лезвию…
– Да, господин, – дрожа от страха, смог промямлить тюремщик.
– Веди! – приказал барон.
Тайный ход из подземелья замка, полого спускаясь в толще скалы, вывел в грот, невидимый с моря, поскольку был скрыт в нагромождении больших обломков скал. Выход из этого прохода был тоже хитро устроен так, что массивная каменная дверь снаружи совершенно сливалась со стеной грота, и линия стыка двери и стены ловко дополняла рисунок естественных трещин в скальной поверхности грота. Открыть дверь снаружи мог только посвященный, нажав с немалыми усилиями на массивный выступ чуть в стороне от двери.
Выведав все это у тюремщика, дон Алонсо закрыл потайную дверь, потом открыл ее для проверки, нажав на нужный скальный выступ, и снова закрыл. В раздумье посмотрел на тюремщика.
Тюремщик упал на колени перед бароном:
– Не губи, господин! Не убивай, молю!
Дон Алонсо колебался недолго.
– Как тебя зовут?
– Базилио, мой господин.
– Слушай меня внимательно, Базилио. Жизнь твоя мне не нужна. Пока. – Последнее слово барона прозвучало зловеще. – Перестань дрожать! Расскажи мне лучше, что такое произошло там наверху? Почему меня выпустили?
Базилио сглотнул:
– По приказу короля Эдгара выпустили всех узников герцогини из замковой тюрьмы, в том числе и вас, господин барон.
– Ты знаешь, кто я? Впрочем, это естественно… Но король Эдгар. При чем здесь он?
– За то время, что вы провели в камере, дон Алонсо, многое произошло.
– Рассказывай!
Базилио кратко рассказал барону о последних событиях, о которых знали все, кроме заключенных тюрьмы.
– Вот как все повернулось! Неожиданно… – дон Алонсо задумался.
После недолгого молчания:
– Все, что ни делается, все к лучшему… Скажи, Базилио, кто еще, кроме тебя, знает об этом ходе?
– Ну… Сама герцогиня Эльза, Фердинанд, еще главный тюремщик, господин Горио и я.
– Горио, конечно, тоже сбежал?
– Да, господин барон.
– Я оставлю тебе жизнь, Базилио. За это ты сделаешь следующее. Не надо никому говорить про меня. Не надо никому говорить об этом тайном ходе. Если вдруг кто-то все же будет спрашивать обо мне, скажешь, что я, как и все освобожденные узники, в той суматохе поднялся из тюрьмы наверх. Там все разбежались, и ты больше ничего обо мне не слышал.
Базилио на коленях целовал руки дона Алонсо:
– Спасибо, господин барон, спасибо! Век не забуду. Век буду ваш!
– Молчи и слушай, – барон брезгливо отнял свои руки, – через какое-то время тебя найдет мой человек. Не дай тебе бог вести себя неправильно… А если все сделаешь, как я сказал, не пожалеешь. Будешь выполнять кое-какие его мелкие поручения. Ты меня понял?
– Да, господин.
– А теперь пошел вон.
Те дни, что дон Алонсо провел в качестве узника герцогини, не сломили его дух. Наоборот – укрепили его. Даже истязания Мясника Краузе только закалили его. Перед герцогиней же он разыграл хороший спектакль.
Бедный, бедный дон Алонсо, когда-то блестящий аристократ ее двора, морской офицер, авантюрист и бонвиван, и вот… Тогда, почти двенадцать лет назад, перед ней в башне стоял сломленный, безвольный человечек. Как быстро пытки и боль способны содрать тонкую кожицу человеческого достоинства и самообладания! Слава богу, кости остались целы. Мясник Краузе истязал только плоть – этого было вполне достаточно, чтобы его жертва сломалась. Алонсо выложил все, что от него хотели. Он даже и не упирался – не было смысла. И лишь разыгрывал из себя сломленного духом, потерявшего человеческий облик и разум несчастного. На самом же деле он только укреплялся в ненависти к герцогине, к той, которую он когда-то боготворил и которая предала его. И клялся отомстить, когда настанет его час.
