Возвращение Орла - страница 129

– Что?

– Ну… рожу его? Вчера же он её расцарапал о камни, и синячище был под левым глазом, а теперь нет ни ссадинки.

Африка счёл это подтверждением свой версии, воздел руки.

– Воскресение и – преображение.

– Как ты и сравниваешь: Христос и … Орликов.

– Христа, выходит, всё-таки признаёшь?

– Отстань.

– А как же «Первые шаги?..» – с укором спросил Африка.

– Вторые пора уже делать, третьи, пятые, а у нас всё первые, – опять отмахнулся Семён.

– Нет, первые – они и вторые, и третьи, и пятые.

Странно разошлись после той брошюры духовные пути Семёна и Африки. Семён, вдохновитель и соавтор (хоть на книжице «Первые шаги в православном храме» и значилось «Составитель дьякон Владимир Сидоров», и это было так, и дьякон Владимир, тоже скромняга, нашёл вариант против гордества – «составитель», идея и план книжечки были семёновы) к религиозной теме вдруг охладел, а Африка, всего-то и делавший, что сопровождал иногда друга в Церковь Рождества Богородицы в Старое Симоново, где в тесной комнатке за трапезной Семён и дьякон Владимир бесконечно черкали и правили два десятка листков, наоборот – проникся. Может быть, если бы не получил гитарой по лбу, оставался бы ждать на Автозаводской и пить пиво, но после «гитарного гласа» тянуло в церковь, тем более, что таинственный дьякон, которого Семёну порекомендовали, как чуть ли не единственного, кто мог бы взяться за осуществление его идеи, оказался Африке знаком: отец Владимир был в недавнем мирском прошлом бард и они несколько раз встречались на слётах, концертах и каких-то необязательных спевках. Был бард – стал поп. У Африки тоже не срослось с КСП, этим большим ноющим костром, залитого в конце концов обильными жидкими сладкими соплями. Всему своё время. От их песенного куста «Французская горка», входившего в большой вдовинский (Валерка Вдовин, начальник) куст «Новослободский», только они с Семёном и остались; Валерка Белоусов ушёл в геронтологический комсомол, Юрка Лаптев – в депутаты и рыбалку, Люда Корчагина… а куда делась Корчагина?

А в то время Африка как раз переживал кульминацию своего религиозного детектива и никак не мог посчитать случайным такое совпадение – увязался за Семёном уже на второй его визит к отцу Владимиру.

С дьяконом они вместе вспомнили добрый десяток концертов и слётов КСП, особенно 25-й юбилейный, где, правда, столкнуться было мудрено, не очень к этому располагала трёхдневная броуниада пяти тысяч не совсем трезвых бардов, тем более, что Африка даже в кустовых концертах не участвовал – на Нерли, берег которой оккупировали песенники, был сумасшедший клёв щурят на лягушонка, и они с бардом-рыбаком Юркой Лаптевым все дневные спевки прорыбачили, а ночные пьянки слепы. Но гигантскую инсталляцию «СЛАВА КСП» на зелёном склоне из тысяч пустых водочных бутылок помнили оба.

Но если Африка вспоминал радостно, размахивая руками и даже напевая что-то из особенно популярного в прошлые годы (Суханова, Берковского), то отец Владимир – грустно, так взрослые иногда вспоминают не совсем достойные проказы молодости: внешне улыбаясь, но внутренне поёживаясь.

Сначала Африке не давалась произошедшая с бардом перемена: Владимир был старше всего года на три, так ведь у костра все ровесники, правда ровный густой баритон и какие-то особенно печальные слова его собственных песен выдавали и раньше если не другую породу, то другую дорогу, но сигарета в бороде опять всё нивелировала… теперь же он казался старше чуть ли не вдвое – не повзрослел, это просто был другой человек, и все же непонятно было, из чего этот другой человек вырос, как непонятен был и сам этот другой, выросший Владимир. Сначала думал, что дело в рясе, но однажды они застали Владимира в мирской одежде – эффект был только сильнее. «Курить бросил? Африка и сам бросил, что ж… Смеяться перестал!.. да, отличие, но мало… Борода поседела? Взгляд! Взгляд стал… умнее? глубже? грустнее? А может просто достали болезни – сам никогда не жаловался, но было известно, что со здоровьем у него беда, сердце, врождённый ревматизм, сейчас вот на группе… а двоих детей ещё к старшему сыну родил, чудак… может, устал, вот и кажется старым? Нет, у больных и уставших в глазах боль и усталость, тоска, а у этого… что? Свет? Свет! Всё так и – не так. Появилось в бывшем барде что-то недоступное для понимания «с лёта», но то, что оно было, новое, большое, настоящее – несомненно. Именно большое настоящее… Скажем, появится у прощелыги всего-то лишняя сотня – полетели понты в разные стороны, а у кого богатство большое настоящее, тот бормоту ящиками на показ покупать не будет.