Почтительно подождали пока река выдохнет, и хором:
– Ур-р-ра! – ну, дети…
Мятую алюминиевую пустили по кругу – первый Капитан, последний Виночерпий. Ритуал. «Не потому кружка, что круглая, – учил в своё время Виночерпий, – она может быть и квадратная, и треугольная, и мятая-перемятая, а потому, что пьют из неё все по кругу». Правда, в настоящей кружке литр с четвертью, как и в петровском штофе – мере всех спиртных напитков, и была у Виночерпия мысль спаять такую из нержавейки, но что из неё пить? Нынешние меды слишком крепки – на семерых (ну, без Николаича – на шестерых) триста грамм чистого хватало больше чем. Кружку делать не стал, а вот фляжку ровно на этот самый литр с четвертью, штоф, изготовил и давно уже без неё не обходился.
Молча передёргивали кадыками в ожидании очереди, отглатывали огонь торжественно, с пониманием важности момента, и, затаив на секунды дыхание, по кругу же и запивали речной водицей.
После круга перерыв всего на два вздоха, и уже Капитан, взял свой стакашок, сделал паузу шириной и смыслом в половину нобелевской речи, и ушасто её завершил:
– Мы ехали, ехали, и приехали! – на лице его была детская радость, он поднял руки, словно пытаясь обнять если не весь мир, то хотя бы этот кусок берега, спирт чуть пролился на песок.
– Ур-р-ра!
– Между первой и второй…
– Мы плыли, плыли, и приплыли!
– Ур-р-ра!
– Между третьей и второй…
– Мы летели, летели, и прилетели!
– Ур-р-ра!
Потом разделись догола и на «три-четыре» бросились в холодную ещё окскую воду.
– Ур-р-ра!
Что за дивный клич передали нам предки! Это ведь не какие-то там недокрикнутые «банзаи» и «виваты», сочинённые по случаю и чуть ли не памятными поколениями, обращённые к смертным властителям, это не придуманный ни военачальником, ни даже героем крик, взбадривающий толпу трусов, это прорвавшееся сквозь тысячелетия по кровяным рекам жизнетворящее имя великого бога, который, заслышав его доносящимся с земли, делал своих любимых детей равными себе самому и этим давал им силу побеждать… только надо набраться восторженной мощи докричаться. Ур-р-ра-а! Стальной канат духа, древнего русского духа, соединяющий воли идущих в бой в эту минуту с волями всех ныне живущих русских людей, с волей великих предков, с волей русских богов в единую никем и никогда не побеждённую силу. Ура! – одно из имён русского духа. Как жалки потуги горе этимологов, пытающихся привязать этот святой утробный зов к своим невнятным «вур», «ургэ», «уракх», «вирай», «уран», обременённым лишними звуками и глухими окончаниями, закрывающими выход духа к занебесному хранилищу силы – наше «Ур-ра!» вырывалось в небо уже тогда, когда под небом не было самих этих народов, а уж если и искать в этих возгласах родство, то исходить надо бы из общего им корня «ура», подстроенного каждым преемником под своё кургузое горло. Ведь и англосаксы, и немцы, не обладая прямой связью с божьим ухом, но угадывая её в наводящем ужас русском крике, вводили в свои уставы это «hurra!» всего лишь как императив, хотя их предки накачивали себя перед битвой более длинным, но хотя бы имевшим связь со смыслом «baritus!». «С каким смыслом?», – спросите вы. С тем самым, начальным. «Вaritus!», (предтеча голосового тембра баритона) означает «рёв и гул», но только русское ухо услышит родившее и «рёв», и «гул» исходное слово: б-оритесь. Как, собственно и сама «борьба» – борьба, большая
