Гребцы-египтяне, само собой, не дожидались этого. Они подожгли горючую смесь и тотчас попрыгали в воду, где их подобрали плывшие следом лодки. Этим лодкам тоже надо было успеть отойти от громадных факелов, в которые превратились корабли – будь ветер в их сторону, могла случиться беда. Но направление ветра тоже было рассчитано заранее.
Меж тем пылающие суда, перед тем получившие сильный разгон, продолжали стремительное движение вперед, и вот они почти одновременно врезались в черные громады чужих кораблей. Укрепленные в носовой части тараны – бревна, обитые медью, с оглушительным треском пробили их борта.
От сильного толчка сорвались и покатились вниз штабеля бревен, укрепленных на досках, положенных наклонно, от кормы к носу. Наклон обеспечивала сама конструкция судов – корма поднималась выше носа, а потому сделать в течение ночи это достаточно примитивное сооружение не составило труда.
Бревна, заранее обильно политые древесным спиртом, тоже горели. Некоторые, правда, угодили в воду, но в большинстве своем они обрушились на лестригонские суда, на дощатые настилы, прикрывавшие нижнюю, потайную часть судна, в которой пряталась засадная армия Антифота. Дувший с залива ветер довершил дело: корабли захватчиков почти моментально охватил огонь.
Это произошло как раз в тот момент, когда прозвучал рог, приказывая сидящим в засаде воинам покинуть тайные укрытия и присоединиться к понесшей невиданные потери основной армии. Однако запасное войско оказалось в положении, почти столь же отчаянном, что и те, кого погубила расставленная Гектором западня. В пробоины, полученные от ударов тарана, хлынула вода. Спрятанные под настилом воины поняли, что суда сейчас начнут тонуть, и бросились к люкам, чтобы выйти наружу. Люки были придавлены бревнами, однако колоссальная сила лестригонов помогла им приподнять крышки, либо просто высадить доски настила. Но, выбравшись на настил, они сразу оказывались среди огня…
Засадная армия пострадала все же меньше, чем те воины, которые ранее угодили в пылающий ров. Получая тяжелые ожоги, многие все-таки выбирались из-под горящих бревен, иные сумели взобраться на борт почти невредимыми. Корабли оседали, заполняясь водой, и те, кто не смогли вылезти из тайников, должны были захлебнуться: промежуток между днищем и настилом был совсем невелик. Другие с криками ярости прыгали в воду – многим это было нужно еще и для того, чтобы погасить начавшую тлеть кожу доспехов.
И вот тут случилось совсем уже страшное и необъяснимое. По крайней мере, лестригоны так и не поняли, что произошло. Запылала… сама вода залива! Рыжий дымный огонь охватил всю ее поверхность, от берега почти до самого выхода в море – последние, удирающие на лодках рыбаки едва успели спастись от стремительно бегущей за ними огненной волны. Они, правда, знали, откуда этот огонь взялся, ибо, уплывая, сами вылили в воду смесь масла и древесного спирта.
Лестригоны не слыхали о таких зельях и не понимали, как может гореть вода. Поддавшись внутреннему, первобытному страху перед огнем, возникшим ниоткуда, они стремились скорее выскочить из него, подняться выше над водой, цепляясь за плавающие бревна, тоже горящие, и за борта своих тонущих судов. Им было невдомек, что спастись можно, как раз погрузившись целиком в воду, потому что горел лишь слой масла на самой поверхности.
До берега было близко – не больше шестидесяти локтей, но это расстояние преодолели не все. Кое-кто сообразил, что нужно прыгать в воду с кормы, где огня было меньше, и где волны с залива довольно быстро затушили «пожар воды». Зато там оказалось куда глубже, и тяжесть доспехов потащила воинов на дно.
