Алексанко с ружьем не расставался, но стрелять боялся. Ружье у него было куплено еще в 1930 году, одноствольное, переломка. Било оно хорошо. Если взглянуть в ствол, то он походил на дымогарную трубу. Ружье Алексанко никогда не чистил. Ложа ружья в нескольких местах была расколота, скреплена винтами и гвоздями.
Стрелял Алексанко только с приклада. Один раз выстрелил в зайца. Тот сидел, приподняв передние лапки, и крутил головой. Выстрел раздался, заяц, издав предсмертный крик, сделал прыжок и рухнул. Во время выстрела ружье переломилось. Дробь улетела в зайца, а патрон назад в Алексанко. Хорошо, что голова у него была за пнем и выдавался только верх шапки. Голова осталась невредима, пострадала немножко шапка. Витька ружье сносил в МТС и отремонтировал.
На тетеревов и рябчиков Алексанко ставил петли. Их у него было наставлено больше двух десятков. Поэтому каждое утро еще до восхода солнца он отправлялся на проверку петель, прихватывая иногда с собой Витьку, и приносил домой по одной-две птицы. Витька ходить ленился, просыпал. Если Алексанко попадались две-три птицы, то одну он приносил Витьке домой. Говорил:
– Можно бы еще парочку застрелить, да только зачем. На сегодня нам хватит, а завтра бог даст опять.
Воробья они с собой не брали, а если ненароком навяжется, не отказывали. Витька и Воробей работали вместе, но Витька его не любил. Отец Воробья, Саня Мироносицын, посадил перед самой войной отца Витьки. Всего посадил пять мужиков в возрасте от 55 до 62 лет. Самых коренных рабочих колхоза. Написал на них донос, что они недовольны советской властью, колхозом, имеют винтовки и пулемет и так далее.
Отец Витьки, Иван, участвовал при штурме Зимнего дворца. Воевал в Красной Армии с момента ее организации. Имел похвальные грамоты, за боевые заслуги был награжден именными часами. Не поверили ничему. Поверили доносу и упрятали.
Саня Мироносицын тогда посадил даже своего родного дядю, мужика умного и трудолюбивого, колхозного пчеловода, лишь за то, что тот его медом досыта накормил, просил домой – не дал.
Все пятеро еще в 1942 году умерли в лагерях особого режима.
Витька отца очень любил и жалел.
– Но что поделаешь, знать, судьба, – говорил он.
Семь раз приезжали с обыском. Искали винтовки и пулемет. На глубину до метра всю землю проштыковали на усадьбе и во дворе. Чего не было – не найдешь.
Витька Воробья хотя и не любил, но и не обижал, а иногда за него и заступался. Думал: «А причем тут Воробей. Сын за отца не ответчик».
Дни шли, травы начинали цвести, наступил сенокос. Колхозников распределили по звеньям. Каждому звену дали план и наметили участки, где косить. Решили выйти косить в понедельник. Говорили:
– Понедельник – легкий день.
В пятницу вечером на два дня пришел Витька. Работали все в двадцати километрах от деревни. Там Витька встретил Николая.
– Ну, как дела? – спросил Николай.
– Хорошо, – ответил Витька. – Завтра собираюсь на рыбалку. Надо Алексанко уговорить. У него есть небольшой бредень. Бережет его как реликвию. Если сам не пойдет, то и бредня не даст.
– Дело ты придумал, Витька, – сказал Николай. – Пойдем вместе, будем уговаривать. Я тоже с вами схожу. Надо отдохнуть и хотя бы на время забыться.
Алексанко находился в кузнице и усердно отбивал дробь маленьким молотком по наковальне.
– Что-то кует, – сказал Витька. – Не иначе как кинжал. На днях бабы видели медведя на писаревских покосах, а может и врут. Вот он и решил вооружиться.
