– А ты его?..
– Гили! Это должно было быть судьбоносное мгновение, – обиженно надулась я.
– Да я знала. Просто ты такая мрачная, что мне не терпелось тебя развеселить, – улыбнулась она белозубой неклыкастой улыбкой. – Не волнуйся, Мира! Я обещаю: этот пернатый жар-птиц тебя и пальцем не тронет, пока я стою на страже твоего сердца, сестричка!
Я наконец улыбнулась в ответ. Искренне. Тяжёлая влага перестала отягощать ресницы. Однако влажные щёки покалывало от вдруг усилившегося мороза.
Осознав, я вскинула голову. Над Гили, недоумённо чеша затылок, стоял конунг Олав.
– Ой. – пикнула я.
– Ничего страшного. Я м-могу попросить тебя на разговор, великая княжна Мира?
Он неловко шатнулся, опираясь на посох. Тот самый посох с картины напротив лестницы.
* * *
Двигаясь следом за мрачным Олавом, я, навострив уши, всё чаще замечала лёгкую капель, отдающуюся от стен звонким эхом. Могучие изваяния и крыши слегка сочились водой, оставляя мелкие капли стекать скользящими дорожками вдоль стен до самого пола.
Завороженная этим зрелищем, я совсем позабыла, что у меня есть собеседник. В конце концов, случайно вспомнив об этом, я неловко выпалила первое, что пришло в голову:
– Конунг Олав, а это твой предок был там, на картине?
Тот вздрогнул и вполоборота посмотрел на меня. Останавливаться он, как ни странно, не стал.
– Ага. Это первый конунг Ледяного Севера. И да, не стоит называть меня конунгом, п-пожалуйста.
Вновь его взгляд увильнул, и мне оставалось лишь догадываться почему.
– Хорошо. – замямлила я и сразу же одёрнула себя. Не нужно жаться! – Конечно, Олав! Ты тоже можешь называть меня просто Мира.
Я постаралась улыбнуться настолько расслабленно, насколько могла. И, похоже, у меня получилось – ну или Олав из чистой вежливости улыбнулся в ответ. Уголок его губы вновь странно дрогнул – будто Олав сдерживал в себе гораздо большую дрожь, но мог позволить себе лишь это.
– А почему твой столь великий предок прячется где-то под задней лестницей? – спросила я шутя.
– У него есть портрет получше, мы поместили его в зале для приёма гостей. А этот оставили… в назидание.
– В назидание о чём?
Кажется, мы дошли до главных дверей. Резко остановившись прямо перед ними, Олав удивлённо обернулся ко мне. Его глаза-льдинки словно сверкнули, взглянув на меня.
– А ты не знаешь? Ну, о проклятии Фростов.
Кажется, он зря сказал это, потому что вновь отвёл взгляд. Но мимо меня не ускользнёт его неосторожность!
– Проклятье? Что за проклятье? Расскажи, Олав!
Замолчал. Воцарилась глухая тишина, и мне стало жутко неловко. Что же сказать, что же. Я завиляла хвостом в нетерпении. Но говорить Олав, судя по всему, не собирался.
Это ведь его право. Решительность решительностью, но я не намеревалась лезть в его дела.
– Ты хотел о чём-то поговорить со мной, – напомнила я, становясь на одном уровне с ним.
Пускай я и меньше, но я постаралась вытянуться и взглянуть длинному, как палка, Олаву в глаза. И заметила: он понял меня. Понял, что я не стану давить.
– Я покажу тебе, – произнёс он и ударом одной руки распахнул створки дверей.
Переметнув взгляд на улицу, я выдохнула, не сдержавшись. Быть того не может!..
Ещё час назад за порогом стояла неумолимая вьюга. Нимфы льда и снега осаждали замок стеной бури. А теперь…
Сугробы превращались в крупные лужи, обнажая зелёную траву и подмороженную почву. На немногочисленных деревьях в саду появились крохотные листочки. Птицы, прыгавшие с ветки на ветку, заводили долгие звонкие трели.
