Врачевательница - страница 7

Хенрика, отвернувшись от Эверлиды, задумалась. Раньше ей казалось, что она навечно обязана одертам за освобождение Идвиона, но шли месяцы, а жизнь лучше не становилась. Что хорошего в войне? С другой стороны, что еще могли сделать одерты? И что они попросят взамен за победу над альбиносами? Или они куют победу из милосердия к соседям? На эти вопросы ни у кого не было ответов. Судачили, что своих ближайших родственников Сверр поубивал еще при жизни, а охотников становиться новым главой государства днем с огнем не сыскать. Но кого они обманывают? Где же это видано, чтобы никому не хотелось на трон?

Однако уйти на западный фронт Хенрика не могла. Ее грызла совесть, шепча, что это предательство по отношению к своим избавителям. Все же именно благодаря одертам в дома идвионцев среди ночи не врываются альбиносы, не воруют провизию, не насилуют женщин, не убивают скотину ради забавы и не травят детей дикими псами. Можно спать спокойно, хотя и не всем. Большинство мужчин призваны воевать в рядах охроносцев – идвионских солдат в охровых плащах, другие работают, а женщины в ожидании окончательной победы воспитывают детей в одиночку. Разве это и есть тот мир, о котором мечтали идвионцы?

С улицы доносился хохот и немелодичная речь кригарцев. Язык их казался идвионцам резким и порой страшным. Отвратительное поведение завершало грубый облик освободителей. Эву сердило в них все, даже веселый смех.

– Мы должны одертам… – неуверенно сказала Хенрика.

– Не знаю, как все, но я им ничего не должна, – раскраснелась Эва. – Я… нет, я не останусь. Ухожу немедленно! В лагере столько убийств помимо войны! Ну их, кригарцев этих! Они по своей природе злые и непредсказуемые. Такие громкие! И еще пьют много сливянки. За любую провинность режут друг друга, дерутся и бесконечно спорят. Я была готова мириться с этим, сколько хватало моих сил, но я больше не хочу оставаться здесь ни минуты. К счастью, мы вольны выбирать. И теперь я выбираю западный фронт.

Следующим утром Хенрика проводила Эверлиду к порталу. Одерты понаставили их по всей стране для быстрого перемещения. Выглядела эта невидаль престранно, и Хенрика не уставала ей удивляться. Каменный туннель, короткий, в конце которого иногда была дверь, а иногда нет. В туннеле, куда направлялась Эверлида, дверь вела в Фанталату. Хенрика обняла подругу на прощанье и пообещала ей писать письма.

Уже в лагере она незаметно смахивала рукавом остатки грусти с щек и кивала в ответ здоровающимся с ней одертам. «Говорят, что по природе своей кригарцы прескверные и скрытные, но вдруг такими их сделала война? – думала Хенрика. – Ведь наш народ всегда держался обособленно от других государств, и мы не имеем возможности даже сравнивать».

Целый день Хенрика размышляла об уходе Эвы на западный фронт. Приходилось туго, она путалась в мазях, отвлекалась и постоянно переспрашивала врачевательниц или одертов о том, что они сказали ей секунду назад. К вечеру, совсем выбившись из сил, она присела на скамейку в палаточном госпитале с кучей тюфяков, на которых после сражений лежали раненые. Благо, таковых уже не осталось – излечить удалось всех.

В палатку нырнул кряжистый одерт, под два метра ростом. Одной рукой он крепко сжимал штоф с водкой, а другой держался за рукоять меча.

– Вы ранены? – спросила Хенрика, замечая во взгляде воина что-то злое.

– Можно и так сказать, – хрипло засмеялся он. – В штанах у меня что-то твердое. – И он разразился противным хохотом, явно гордясь столь остроумным ответом.