…Преимущество преимуществом, но блеснуть им всё-таки пришлось.
Вечером накануне церемонии Токслей вручил Веттели вешалку с вычищенным и отутюженным мундиром.
– Держите, капитан. Повесьте, что ли, куда-нибудь, чтобы до завтра не помялось. И про награды не забудьте, их быстро не прикрепишь.
– А это ещё зачем? Мы же в отставке!
– Инджерсолл велел. В присутствии коронованных лиц положено быть при регалиях и наградах.
– Что, при всех? – испугался Веттели.
Токслей страдальчески вздохнул.
– О боги, капитан! Неужели за несколько месяцев вы разучились одеваться по форме?!
Вечер был испорчен.
Заглянула Эмили.
– Берти, профессор Брэннстоун приглашает нас с вами на чай… ого! Это что, все ваши?!
– Мои, – мрачно подтвердил Веттели. Он сидел на кровати с унылым видом, перед ним на спинке стула висел мундир, вокруг были разложены орденские знаки, медали, ленты и наградное оружие. – Вот, скопилось за пять лет. Их все надо разместить, представляете!
– Давайте, помогу, – предложила Эмили участливо.
– Да ведь нужно в определённом порядке, – жалобно возразил горемычный герой. Он как раз тем и был занят, что этот порядок вспоминал. – Что, скажите на милость, идёт раньше: «За выдающиеся заслуги», или «дубовый лист»?
– Сейчас схожу в библиотеку, возьму справочник, – придумала Эмили. – И предупрежу мисс Брэннстоун, чтобы нас не ждала.
…В торжественный зал Веттели пробирался бочком, бочком, стараясь не попадаться людям на глаза, потому что люди провожали его взглядами, а то ещё и присвистывали бестактно: «Ничего себе!». Оттого что взгляды и возгласы были восхищёнными, легче не становилось. Увешанный шеренгами орденов мундир казался чужеродным и диким на фоне вязаных свитеров и чёрных мантий. Было неловко до невозможности, немного утешало одно: там, в зале, будет лейтенант Токслей, он увешан лишь немногим меньше, может быть, внимание окружающих как-то рассредоточится. Тем временем явится королева, и о них, волей добрых богов, позабудут вовсе, можно будет затеряться в толпе, а ещё лучше – улизнуть и переодеться по-человечески.
Самое странное, что прежде, когда он все эти награды получал, то чувствовал себя польщённым, гордился, можно сказать, и даже не подозревал, что когда-нибудь они станут его тяготить. Должно быть, это потому, что всему своё место: военным регалиям – на войне, вязаному свитеру – в мирной жизни, сказал себе Веттели.
Но по пути встретил Токслея, и обнаружил, что тот и не думает стесняться своих наград, наоборот, гордо несёт их на груди, хотя окружающие таращатся на него ничуть не меньше. Рядом с ним и Веттели почувствовал себя увереннее.
А затеряться в толпе ему не удалось. У входа в зал профессор Инджерсолл окинул своих новых сотрудников, бряцающих металлом аки рыцари короля Артура, долгим взглядом, потом, ни слова не говоря, взял за рукав, провёл через строй и поставил в переднем ряду.
Дальше всё шло как всегда. Речи, включая те, что были сказаны самой королевой Матильдой, он пропустил мимо ушей, думая о своём. А именно: чего такого привлекательного находят люди в малышах, лепечущих глупые стишки? Читают дети, за редким исключением, плохо, забывают слова, порой дело вообще заканчивается слезами. Зачем это нужно? Зачем мучить чтецов и слушателей? Не проще ли было бы заменить их учениками постарше, способными изречь что-то вразумительное и полезное? Но почему-то раз за разом, год за годом, во всех школах Соединённого Королевства, а может, и всего мира, на сцену вытаскивают несчастных первокурсников, и с умилённым видом наблюдают их терзания. Где логика, в чём смысл?
