– А что он делает сейчас?
– Стену чистит, разве не видите. Какой-то мудак из баллончика размалевал. Растворителем пробовали – не берет.
– Интересно…
– Что тут интересного! В нашем доме все подъезды тем же манером испоганены. Убивать надо таких живописцев.
С этой плодотворной мыслью Донцов в принципе был согласен, но сейчас его занимало совсем другое – хулиганская мазня, на текущий момент уже почти уничтоженная, находилась прямо под окном злополучной палаты.
– Позовите сюда дворника, – попросил он.
– Понимаете ли… – замялся Шкурдюк. – Он слегка со странностями. Давайте лучше сами к нему подойдём.
– Давайте, коли так. Он случайно не из ваших бывших пациентов?
– Нет. Пенсионер. Подрабатывает здесь на полставки. Раньше, говорят, в немалых чинах ходил. Привык показывать характер.
Было заметно, что заместитель главного врача немного побаивается своего дворника.
– Здравствуйте, – сказал Донцов, подойдя к Лукошникову поближе. – Бог в помощь.
– Лучше бы сами помогли, – не оборачиваясь, ответил тот (голос был скрипучим, тон – недоброжелательным).
– Скажите, что здесь раньше было нарисовано?
– А я, думаете, понимаю? Круги какие-то, загогулины. Лучше у молодежи спросите. Или у того, кто малевал.
– И как давно эти художества появились?
– Давно, – усиленно работая скребком, ответил дворник. – Ещё с лета.
– Я это безобразие сразу хотел ликвидировать, – вмешался в разговор Шкурдюк. – Но Иван Сидорович почему-то не позволил.
– Кто такой Иван Сидорович? – поинтересовался Донцов.
– Наш главврач. Профессор Котяра.
– А сегодня, следовательно, разрешил.
– Более того, потребовал в категорической форме!
– Любопытно… Но меня, в общем-то, другое интересует. Взгляните, пожалуйста, на пожарную лестницу. – Донцов обратился к дворнику.
– Взглянул, что дальше? – Тот с видимой неохотой прервал свою работу.
– Нижняя ступенька отстоит от поверхности земли примерно на три метра. Как же на эту лестницу забраться?
– Зачем? По ней спускаться положено. Эвакуироваться то есть.
– Ну а всё же? – настаивал Донцов.
– Становись ко мне на горб, вот и дотянешься. – Дворник опять налёг на скребок.
– А если мусорный контейнер подтащить? Не так уж и далеко.
– Он доверху набит. С места не сдвинешь.
– И три дня назад был набит?
– И три, и четыре, и пять. Мусоровозка ещё в прошлую пятницу обещалась приехать. Сачкуют коммунальщики.
Одет Лукошников был довольно странно: плюгавая шапка-ушанка, ватная телогрейка, ватные штаны того же тюремного покроя, валенки с галошами. Где-нибудь в районе Воркуты такой наряд и мог бы считаться шиком, но для этой погоды и этого города никак не подходил.
Удивляла и внешность дворника. Лицо древнего старца, темное, как дубовая кора, сплошь иссечённое глубокими морщинами, с бровями, похожими на клочья серой пакли и вывернутыми вурдалачьими губами, совсем не сочеталось с могучим, сохранившим завидную подвижность телом. Глядя в это лицо, хотелось спросить: «Аскольд, где брат твой Дир?»
– Когда здесь закончите, в гараже приберёте, – распорядился Шкурдюк. – Там кто-то смазочное масло разлил.
– Когда я здесь закончу, то к себе домой пойду. Чай с вареньем пить, – лениво процедил дворник. – Забыли разве, что мой рабочий день в два часа кончается.
Шкурдюк стерпел эту дерзость и как ни в чём не бывало обратился к Донцову:
– Ещё вопросы к Аскольду Тихоновичу имеются?
Вопросы, конечно, имелись, а именно: сколько лет стукнуло Аскольду Тихоновичу и где он приобрёл свои замашки короля в изгнании. Однако климатические условия к доверительному разговору никак не располагали, и Донцов решил, что проще будет получить эти сведения в отделе кадров клиники. Поэтому он ответил Шкурдюку:
