– Бранное клеймо? – удивилась Миэльори. – Это что ещё за хрень? Неприличные татуировки что ли?
– Наш юный друг, вероятно, имеет в виду печать избранности, – предположил Гленард.
– Точно-точно! – воспрял Рагик. – Печать, значит. Бранную. Ну, вот я и говорю.
– Откуда ты вообще слов таких набрался? – Гленард покачал головой.
– Ну, это…
– Давай-давай, рассказывай. Твои десять золотых ждут. Ты на них себе здесь дом можешь неплохой построить, я знаю. Так что отрабатывай, Рагик, не скрывай ничего. Ты хочешь сказать, что то, что чудища забирают людей – это хорошо?
– Ну, это он говорит… – юноша замялся.
– Он – это кто?
– Ну…
– Давай, Рагик! – Гленард начал раздражаться.
– Айомхэйр.
– Это еще кто?
– Священник. У него храм у Шьееназского мыса, это недалеко отсюда, километров десять.
– И что он?
– Ну, истории всякие рассказывает… Красивые. Его многие слушать любят. Изо всех деревень съезжаются. Если кто что о чудищах морских и знает, то только он. Лучшее него никто знать не может, факт.
– Как думаешь, Миэльори, – Гленард взглянул на альвийку, – стоит эта информация десяти золотых?
– Думаю, она стоит двадцати сантиметров стали в горло, – девушка кровожадно облизнулась.
– Благородный господин… Вы же обещали… – юноша побледнел. – Я ж больше ничего не знаю! Ничего-ничегошеньки! Клянусь!
– Ну, если не знаешь, то держи свое золото, – Гленард, улыбнувшись, подтолкнул монеты по столу к Рагнару.
Тот схватил монеты, поклонился, и, пятясь, выбрался на середину зала трактира, а потом, развернувшись, выбежал наружу, громко хлопнув дверью. Гленард покачал головой.
– Доедай, Миэльори. Поехали, познакомимся с этим священником.
Шьееназский мыс оказался далеко выдающейся в море узкой холмистой полосой черных скал, покрытой сверху ковром высокой зеленой травы. Погода испортилась, море заволокло плотной серой пеленой. Дождя не было, но появилась туманная морось, и холодный ветер презрительно бросал в лица тайных стражников мелкие противные холодные капельки.
– Тоже мне, храм, – презрительно фыркнула альвийка, издалека, с холма, рассматривая круглое одноэтажное строение, сложенное из больших замшелых темно-серых каменных блоков. Даже отсюда были видны дыры в конусообразной крыше храма, покрытой дерном и старой соломой.
– А ты зря так, – Гленард смотрел на строение с явным восхищением, – это ж настоящая история. Ему, наверное, аж лет пятьсот – так строили после самого Исхода. Возможно, мы с тобой смотрим на одно из самых старых строений Империи.
– Человеческих строений, – поправила альвийка.
– Человеческих, – согласился Гленард.
– В то время то, что теперь называется Империей Андерриох, было усыпано прекраснейшими зданиями, построенными моими предками. Видел бы ты наши храмы! На эту каменную избу никто из альвов без смеха и презрения и не взглянул бы.
– Ты так говоришь, будто сама их видела, – Гленард пожал плечами. – А видела ты то же, что и я – картинки в старых книгах. Я даже, наверное, видел больше твоего, я хоть пару развалин лично посетил. И про «усыпано» ты тоже преувеличиваешь. Четыре-пять альвийских городов с каменной архитектурой, тот же Тирилль. А остальные ваши поселения были, в основном, деревянными, поэтому и не сохранились.
– Да пусть так, – распалилась Миэльори, – вы всё разрушили, а теперь восхищаетесь вот этим убожеством. Велика сложность – камень на камень положить.
– Как говорят, у людей тоже были красивые и величественные каменные здания до Исхода, в Шеангае. Но все они или были разрушены из-за Падения Звезды, или остались под глубокими снегами. Равно как и почти все людские архитекторы и скульпторы погибли или в Шеангае, или во время перехода через Башрайг. И что оставалось первым поселенцам, у которых не было ни еды, ни дома, ни умений? Строить величественные храмы вместо того, чтобы выживать? Слава Богам, что хоть вот такое построили, и это сохранилось.
