– Лекс… это ведь значит… Я помню: всеобщая мобилизация, да? Война?!
– Я не имею права тебе это говорить. Извини.
Выползень, почуяв, что судьба его меняется, с надеждой воззрился на командира омеговцев. Закат померк, площадь и ферма стали серыми. Над Пустошью зажглись безжалостные звезды.
– Хоть чаю с нами выпьешь?
Лекс неожиданно оттаял и пожал плечами:
– Я бы с радостью, но совершенно нет времени. Увидимся в гарнизоне.
И зашагал к воротам.
Утреннее солнце золотило плац, багрянцем отливали окружные скалы. Гордо реяло знамя Омеги – красное, с желтой перевернутой подковой. Хрустел гравий под ногами идущих на построение воинов, раздавались резкие, как птичьи крики, голоса командиров подразделений, пахло дегтем, металлом. Генерал Бохан стоял на пороге штаба, подставив лицо утреннему ветру. Рядом с ним, возвышаясь над малорослым генералом, как взрослый над ребенком, замер мутант, одетый в хламиду с капюшоном.
– Хороший день, Орв. – Бохан окинул помощника светлым взглядом. – Ты только почувствуй, какой прекрасный день. Он подходит для начала великого дела, да, Орв?
Мутант дернул головой, и капюшон соскользнул на плечи, солнце блеснуло на лысине, резкими тенями перечеркнув худое, лишенное растительности лицо. Он снова содрогнулся – всем телом.
– Хороф-фый. Хороф-фый день.
– Что гронги?
– Отдыф-фают. Они уф-фтали. Слифком много…
– Я знаю, Орв, знаю. Нашим маленьким друзьям нужен отдых. Ну, не будем терять времени. Мы справимся и без них! – Бохан рассмеялся. – Уж со своими солдатами я справлюсь. Ты пойдешь со мной?
Орв опустился на корточки, неестественно вывернув колени. Бохан смотрел на помощника без восхищения, но с доброжелательностью и ждал, что тот решит.
– Много людей. Орв н-не любит много людей, – с тоской ответил мутант.
– Опять ты за свое… Ладно, оставайся. – И генерал, не оглядываясь на Орва, пошел на плац.
Нахохлившись, мутант смотрел ему в след. Потом прикрыл глаза и замер причудливой статуей. Он обманул покровителя: день вовсе не казался ему прекрасным. В контрастности солнца, скал, неба Орву чудилось недоброе: будто глубже, чем обычно, тени, будто ослепительней – свет, суше – ветер. И тянет откуда-то тленом. Орв отпустил свой разум, нащупал гронгов. «Маленькие друзья» спали чутко, в полглаза, сканируя окружающее пространство. Грядущее не нравилось даже им, лишенным разума в обыденном понимании этого слова. Орв коснулся гронгов мимолетной лаской, вернулся в свое тело. С плаца раздался дружный рев сотен глоток: солдаты Омеги приветствовали генерала Бохана.
На краю плаца генерала встретил полковник Ринг, верный соратник, боевой товарищ. Засеменил рядом, подстраиваясь под шаг Бохана:
– Мой генерал, – он всегда обращался к командующему именно так, – все на месте. Курсанты, действительные рядовые, офицерский состав… Вы будете держать речь, мой генерал?
– Да, полковник. Пришло время все объяснить бойцам, которые встанут на острие молнии нашей войны.
– Прекрасно сказано, мой генерал! – Полковник лучился счастьем и, пригнувшись, пытался заглянуть в огромные глаза генерала.
Всем в Омеге известно, что взгляд Бохана пробуждает в человеке боевой дух.
Не ответив на комплимент, отдающий лестью, генерал продолжил свой путь и замер посреди плаца, у флагштока. Сотни каблуков ударили друг о друга. Сотни ртов распахнулись, и воздух содрогнулся от ликующего:
