Враги - страница 23



На белом саване снега растянулась тоненькая цепочка тёмных фигурок.

– А хорошо идут, гады! – понимающе говорит Фролов и подаёт патрон в ствол. – Вот так мы на Митавском шоссе наступали с 9-м Сибирским полком. Красота!

Цепь приближалась. Видно было, как пулемётчик продёргивает ленту, пристраивает пулемёт за льдиной.

– Ну-ка, вспомнить, что ли, старинку! – говорит Фролов. – Вы не стреляйте, только я.

Он прицеливается, стреляет. Около пулемётчика поднимается снежная пыль.

– Промазал! – сокрушённо бормочет Фролов. – Ну-ка, ещё разок.

Он стреляет. Пулемётчик взмахивает рукой и падает на бок.

– Есть! – Фролов сверкает глазами. – Ну-ка дадим по патрону. Справа – начинай!

Две фигурки упали, остальные залегли. Немедленно открыли огонь. Запел свою машинную песню и пулемёт, потом второй. Три-четыре партизана повалились, один громко и протяжно застонал.

– Ну, заныл! – брезгливо поморщился Фролов. – Ну-ка, товарищи, давай почаще!

Бой разгорался. Стало светло, что было не в пользу наступающего по ровному снегу отряда Токарева.

– Лёня, смотри-ка! – крикнул юный реалист розовощёкому Синцову. – Вон там бегает один взад и вперёд. Я уверен, что это Тряпицын. Про него говорят, что здорово храбрый. Ну-ка по нему!

– Промазал! – насмешливо цедит Синцов. – Теперь я!

Он стреляет. Фигурка на берегу прячется за валом.

– Рядом! Спрятался, сволочь!

– Цепь, вперёд! – кричит Токарев.

Вскакивают, бегут. Несколько человек падают.

– Если так пойдёт, – озабоченно говорит Токарев Цуканову, – то скоро мы будем без людей. Не плохо стреляют.

Движение вперёд замедляется. Молодёжь крепко залегла за льдинами, за снежными сугробами. Вокруг – снежная пыль от партизанских пуль.

– Плохо! – бормочет Токарев. – Надо вперёд, скорей вперёд!

Он встаёт во весь рост:

– Цепь, встать! Вперёд, за мной!

Бегут вперёд, но не все. Падают. Синцов чувствует мгновенный горячий удар. Падает, сильно ударившись о льдину. «Ранен! Только куда… кажется, в плечо…»

Он видит, как удаляются впереди чёрные фигурки. Так страшно одному на снегу… Холодно. Мальчик смотрит на руку. Полушубок, левое плечо в крови.

– Синцов! Вы ранены! – кричит ему кто-то. – Ползите на перевязочный пункт.

XVII.

Только через пять дней привезли в Николаевск Лёню Синцова – потерявшего много крови, простуженного, обмороженного, в бреду.

– Преступники! Посылать на убой! – кричал Николай Иванович, блестя пенсне.

– Мальчик мой бедный! – заливалась слезами Анна Алексеевна, с тревогой глядя на врача, который осматривал Лёню.

– Плакать нет причины, – строго сказал врач. – Плечо пробито навылет, но кости целы, вернее, пробиты, но хорошо, без трещин. Руку придётся носить на перевязи долго. Поморожены ухо, кончик носа и два пальца на руке. Это ничего, не сильно. Вот инфлюэнцу надо крепко лечить. Воспаления лёгких, надеюсь, не будет. Всё ничего: молодой, здоровый, богатырь. Делайте всё, что я скажу, – и будет прекрасно.

Ночью Лёня бредил и кричал, чтобы его не бросали посреди Амура, что он не хочет умирать. Николай Иванович узнал от других раненых, что они чуть не замёрзли, когда их везли в город. Попали в буран, возницы их бросили и ускакали на лошадях. Только на следующий день за ними приехали и взяли, уже полузамёрзших.

Лёню спасло богатырское здоровье и очень тёплая одежда. Некоторые раненые погибли. Только через неделю юноше стало лучше, и он жадно набросился на еду.

– Слава Тебе, Господи! – хлопотала около его постели Анна Алексеевна. – Кушай, сыночек, кушай, родной, на здоровье. Услышал Ты, Господи, вернул мне сыночка…