Вракли-3. Записки «пятьюшестьвеника» - страница 8

Помню, однажды мы стояли в избушке рядом с последним скитом. Там жили две сестры: Харитина – старшая и Вера – младшая. Харитина, сухопарая, чуть выше среднего роста, в классическом монашеском одеянии, с замедленными движениями и строгим выражением лица. Вера, наоборот, чуть больше полутора метров ростом, круглолицая, шустрая и донельзя говорливая. Наша избушка была в сотне метров от их жилища, которое производило жуткое впечатление сооружения, которое вот-вот развалится. Стены со всех сторон были подпёрты брёвнышками, крыша латаная-перелатаная. Все хозяйственные постройки, небольшой дворик и многочисленные переходы были под одной крышей. Выглядело это жутковато, но невероятно живописно. Охотники нам рассказали, что избушка Харитины и Веры так выглядит уже последние лет двадцать. Сёстры вели огород, держали корову, телёнка и кур. Было также несколько ульев. Собственно, больше им ничего и не надо было. Внутри изба выглядела гораздо приличней, чем снаружи, но была полна клопов и туда заходить без надобности мы избегали. Каждое утро Вера начинала шастать вблизи нашей избушки, нетерпеливо ожидая, когда мы проснёмся. Стоило только кому-нибудь из нас выйти, как она шустро ныряла сквозь изгородь и, держа в руках гостинец, тут же усаживалась на крыльцо. Против гостинца мы никогда не возражали, будь то кусочек свежего масла на капустном листе или горка домашнего творога. Эти гостинцы приятно разнообразили наше и так достаточно богатое меню. Вера устраивалась поудобнее и начинала трещать как сорока. Болтала, перескакивая с пятого на десятое, где правда, где вымысел – не поймёшь. От Веры мы узнали, что знаменитые Лыковы (сибирские отшельники-староверы, о которых журналист Василий Песков опубликовал в свое время в «Комсомольской правде» серию репортажей, имевших большой резонанс) были им родня; что Лыковых тут многие знали и что Песков, судя по её словам, мягко говоря, приукрасил действительность. «В тайге, – говорила Вера, – немало таких, ушедших от мира. Охотники их знают и помогают понемногу». Избавиться от говорливой Веры можно было двумя способами. Первый – предложить помочь. Для меня всегда находилась работа: то дрова поколоть, то жердину в лесу вырубить, то забор поправить. Но был ещё второй, менее хлопотный способ. Стоило нам закурить, причём, не только мне, но и жене, как Вера неодобрительно хмыкала, говорила свою излюбленную фразу:

– Будешь курить зелье окаянное, аккурат в геенну огненную угодишь! Одно спасение – удалиться в пустынь аки орёл крылатый!

После это она вспоминала о делах и исчезала.

В этом месте долина раздавалась вширь. По течению Реки от берега до скал тянулся луг, с пару километров в длину и почти с полкилометра в ширину. Здесь был сенокос наших друзей и здесь же они оставляли немого сена для старушек. Луг упирался в небольшой грибной перелесок, который выходил на берег бурного притока. Перейти его вброд с шестом мне было нетрудно, даже с женой на плечах. А если идти вверх по притоку, то в четырёх километрах от устья можно было попасть в фантастической красоты каньон. Вода прорывалась через узкий проём в скалах с идеально ровными вертикальными стенами, словно воротами и падала вниз небольшим водопадом. Омут под водопадом был рыбным и мы с женой часто приходили сюда… подремать. В пространстве, замкнутом с одной стороны скалами, по краям крутыми берегами, густо покрытыми деревьями, под воздействием солнца на водяную взвесь образовывалось несметное количество отрицательных ионов. Минут двадцать я ловил хариусов на обед, а потом мы с женой, сморившись от избытка озона, растягивались на прогретых солнечными лучами огромных валунах и дремали пару часов. После такой физиотерапевтической процедуры организм пел и требовал немедленного подкрепления – голод был просто зверский. Тут же разводился костер и я зажаривал парочку хариусов, чтобы, значит, наскоро перекусить перед обедом. От избушки по крутой тропинке можно было подняться вверх. На высоте метров триста над уровнем Реки начиналась неширокая пологая долина, через которую бежал ручеёк. Долина постепенно поднималась всё выше и выше. Поначалу её окружали невысокие склоны, поросшие с северной стороны травой и мелким редким кустарником, а с южной – лиственницами, берёзами и осинами. Северный увал в середине июля в хорошие годы казался красным из-за обилия горной клубники – самой вкусной ягоды, которую мне приходилось пробовать в жизни. Мы собирали её, перетирали с сахаром и получали что-то вроде варенья потрясающего вкуса. Со сбором клубники медлить было нельзя – как только ягоды созревали, медведи выедали всё на корню и приходилось собирать уже по ягодке или долго искать нетронутые участки. Долина была покрыта по пояс травой, в ней пряталась самая разная живность – от кабанов до глухарок. Через несколько километров долина кончалась, начиналась глухая тайга и тропа вместе с ней круто вздымалась вверх. Если пройти ещё несколько километров, то можно было выскочить на край леса, откуда открывался вид на альпийские луга и далёкие заснеженные вершины. Часто мы переходили вброд приток Реки и шли ещё несколько километров. Долина резко сужалась, Река делала несколько поворотов, и на галечных косах я ловил спиннингом лосося, которого здесь называли ленком.