Вракли-5. (Пятьдесят лет в строю) - страница 23

– Нет, – честно ответил я.

Мужик повторил пассы ещё несколько раз.

– А сейчас?

– Нет.

Он опустил руку опять вниз и крутил ею уже заметно дольше. Потом опять сделал несколько пассов в моём направлении.

– Ну, а теперь? Должно быть ощущение тепла!

– Нет.

Мужик слегка растерянно посмотрел на меня, потом на руку. Сунул её под стол и стал крутить минуту, а то и две. Вытащил и с такой силой метнул в меня невидимую энергию, что если бы вместо неё был каменюка, меня бы снесло со стула и впечатало в стену.

– А сейчас! – чуть ли не возопил целитель.

Я сжалился над ним и сказал, что сейчас вот тут, показав место в районе печени, что-то есть. Мужичок облегчённо вздохнул и застрочил на листочке диагноз. Я положил на стол трёшку и вышел.

– Ну? – встретила испуганная жена. – Ты чего так долго?

Я развернул бумажку и прочитал диагноз. Даже мне без медицинского образования стало ясно – каюк. Срочно искать знакомого кладбищенского сторожа, чтоб забить место поближе к входу (фразу слямзил, но у кого не помню!). Жена заглянула в текст и радостно сообщила, что откинем копыта вместе от одного и того же, и что искать место на кладбище надо для двоих. Итого: шесть рублей или полтора кило свинины на рынке минус.

Ладно, я посмеялся над этим приключением, но по дороге домой вспомнил одну историю. Когда я жил в Ленинграде и когда гораздо позже приезжал туда к бабушке на каникулы, непременным пунктом плана моего визита было посещение наших друзей – семьи самой близкой маминой подруги тёти Гали. Она нянчилась со мной с самого раннего моего детства, считала своим племянником, я же – её своей родной тётушкой. Она была известным на весь город врачом-рентгенологом, работала в военно-медицинской академии, я же часто болел и меня отправляли не в больницу, а к ней лечиться.

Отец тёти Гали был удивительный человек. Бесконечно влюблённый в Ленинград, он знал его, кажется, как никто, особенно если учесть, что ходил с большим трудом и в основном сидел дома. Ноги он отморозил во время первой мировой войны, когда попал на фронт рядовым. Внешне он был очень похож на портрет Меншикова кисти Сурикова «Меньшиков в Берёзове». Настолько похож, что репродукция этой картины в рамочке висела у них в гостиной. Когда я был школьником, то мог часами слушать его рассказы о городе и не только. Помню, зашёл разговор о всяческих чудесах, экстрасенсах, гадалках и прочей идеалистической ерунде. И тут Николай Васильевич, так его звали, рассказал потрясающий случай из своей жизни. Будучи в армии он мучился зубами. Говорил, что боль иногда была просто невыносимой, и хотелось выдрать обе челюсти. И тут один солдат рассказал о чудесном целителе, который снимал зубную боль наговором. Более того, можно было просто написать ему письмо, в котором рассказать о проблеме и попросить помочь. Николай Васильевич рассмеялся, не поверив, но когда наступил очередной приступ, что, кстати, случалось почти каждую ночь, тут же написал письмо. Утром узнал адрес целителя и послал. Вскоре пришёл ответ. В нём предлагалось прислать целителю смехотворную сумму то ли двадцать копеек, то ли тридцать и тогда боль уйдёт навсегда. Не колеблясь НВ денежку послал и с того момента про проблемы с зубами он забыл. Зубы крошились, вылетали, но никогда не болели. Ну, наверняка что-то вроде удалённого гипноза, подумал я тогда. Кстати о гипнозе. Позже там же у тёти Гали мы отмечали день её рождения. Как всегда собрались только самые близкие, в том числе мой питерский дядюшка, наш общий обожаемый друг Бухарец и удивительная личность – уникальный человек известный в Питере старенький психотерапевт Сергей Григорьевич Фаинберг. Обычно он приносил с собой ученическую тетрадку, в которой записывал различные истории из своей практики. К сожалению, никто из нас не сохранил эти очень смешные и, одновременно, поучительные написанные прекрасным литературным языком рассказы. Он их нам зачитывал, мы покатывались от смеха, а местами прятали набежавшую слезу. Особенно проникали в душу его рассказы о блокадном времени. Он отказался эвакуироваться и всю блокаду проработал в госпитале.