– Вы не думайте! Все, что Ксения купила в магазине, я хотела отдать Анатолию, только он не взял, сказал, чтобы я себе оставила.
– Так что же она купила? – нетерпеливо повторила я вопрос.
– Булку хлеба, сметану, еще фарш говяжий… Полкило, кажется.
Так, так… Говяжий фарш, после нападения собаки оставшийся в целости и сохранности.
– А хозяина собаки вы не видели?
– Нет, милая, не видела. Только собака на бездомную совсем не похожа. Ухоженная уж очень и откормленная.
– Может, вы раньше ее видели?
– Нет, родная, не видела. Нет в нашей округе таких собак.
– Вспомните, когда вы подошли, Ксения Даниловна ничего не говорила?
– Нет, – покачала головой Евдокия Васильевна. – Не до разговоров ей было…
Теперь на коленях хозяйки сидело уже три кота, а меня постепенно начинала тяготить атмосфера несвежего воздуха в квартире.
Выяснив все, касающееся непосредственно происшествия, я зашла с другого края.
– Ксения Даниловна что-нибудь рассказывала вам о своих сыновьях?
– Делилась, конечно. Со старшим, Женей, она ругалась постоянно из-за внука. Особенно после того, как Генка родного дядьку обокрал.
– Анатолия? – уточнила я, и одним неизвестным стало меньше. Теперь становилась понятной причина натянутых отношений между братьями.
– Его самого. Ксения говорила Жене: «Пока Генка не отсидит, ничего не поймет». А тот сына выгораживал постоянно…
– А как же с кражей вопрос замялся? – держала я нить разговора в своих руках.
– Женька брату заплатил за все украденное, но Анатолий отказался забрать заявление, что в милиции написал. Как и мать, он считал, что Генке место в тюрьме. Весь сыр-бор из-за этого пошел… Отец помог Генке, а Толик сильно ругался. Из-за того, говорит, что ты полковник милиции, вся жизнь твоего сына наперекосяк пойдет.
Как ни косноязычна была Евдокия Васильевна, смысл сказанного я уловила правильно: единственным защитником Генки-уголовника был его отец. Все остальные родственники от него отказались.
– А сам Генка навещал бабушку?
– После той кражи совсем перестал ходить. А Ксения все боялась… У Жени были ключи от ее квартиры, и она все думала: Генка возьмет тайком у отца ключи и обворует ее. Она и гулять-то перестала, в магазин, на почту бегом бегала. Потом, правда, трястись-то надоело, и Ксения затребовала у Женьки свои ключи. Только после этого успокоилась.
– У Ксении Даниловны были сбережения?
– Об этом, милая, она мне не говорила. Пенсия у нее хорошая была, да и квартиранты исправно платили…
– Как давно она пускала квартирантов? – проявила я живой интерес.
– Да их всего двое было. Сначала жил парень, года два назад. А как он институт закончил, взамен себя девчушку прислал. Та пожила немного, потом сказала, что денег родители больше не высылают, и ушла жить в общежитие.
– А институт-то какой, помните?
– Ой, – схватилась за щеку старушка, – говорила что-то Ксюша… В голове почему-то вертится «рога и копыта»…
«Ветеринарный», – перевела я для себя, зная, что в народе этот институт кличут рогатно-копытным.
Однако как много вокруг бедной Ксении Даниловны собралось любителей животных. Хотя, если бы не роковой ротвейлер, ничего особенного я бы в этом не усмотрела…
– Ты, дочка, не могла бы мне за молоком сходить? – прервала мои размышления Евдокия Васильевна. – А то кошки мои есть хотят…
Я согласилась, тем более что уже выяснила все необходимое. Благородно отвергнув смятую купюру, которую старушка пыталась сунуть мне в руку, уже у входа спросила:
