– Ну, извини, если я тебя обидела. Никто никого не заставляет. Не хочешь – не приходи.
Шуре еще пришлось извиняться и уточнять, какие цветы любит мама. Если мама там такая же кристальная, как и папа, то подготовиться следовало серьезно. Но это он подумал, а вслух ничего не сказал. В какой-то момент он понял, что с Мариной нельзя болтать обо всем, что на ум придет.
Родители не понравились сразу. Ему было очевидно, что у Марины должны быть другие родители. Так или иначе, приняли они Шуру радушно, велели не стесняться и сразу пригласили к столу. Шура не то чтобы стеснялся, но как-то тяготился. Все время ему казалось, что его пристально разглядывают, слишком подробно расспрашивают, а его ответы подвергают тщательному анализу. А еще через некоторое время он почувствовал, что находится в состоянии обороны.
Мама произнесла с вежливой улыбкой:
– Шура, а каким вы видите свое будущее?
Шура засмеялся:
– Да я не ясновидящий.
Мама, однако, не разделила его веселья:
– Значит, у вас нет никаких планов?
– Ну, почему, планы есть… Только они почему-то никогда не сбываются.
Он хмыкнул, но мама продолжала смотреть пристально и серьезно.
– А сколько вам лет, Шура?
– Двадцать два.
– Ну, вот видите, вы уже большой мальчик.
– Ну, это смотря для чего.
Мама удивилась:
– Как для чего? Для всего. Человек в вашем возрасте уже отдает отчет во всех своих поступках.
– Это да. Я отдаю.
Шура почувствовал, как Марина наступила ему на ногу. Довольно больно. Тон мамы стал мягче, но при этом дидактичнее.
– Ну, давайте посмотрим на примере.
– Давайте.
– Вот вы, как я знаю, заканчиваете институт.
Шура кивнул.
– Очень хорошо. То есть вы еще студент.
– Пятого курса.
– Я надеюсь, вам, например, не придет в голову заводить семью, не встав на ноги?
– Ну, что вы! Конечно нет.
– Что – нет?
– Не придет в голову. Семью заводить.
Мама переглянулась с папой. Заговорила вкрадчиво:
– Шура, а вы всегда соглашаетесь?
Шура задумался. Он никак не мог понять, чего эта дама от него ждет. Да и разбираться не хотелось. Надо было как-то завершить разговор и при этом остаться вежливым. Тогда положение спас папа, настоятельно предложив выпить, так как перерывчик сильно затянулся. Потом Марина говорила, что мама осталась в целом довольна, а вот папа как раз назвал его мягкотелым. Шура очень удивился. Ему казалось, что тот вообще к разговору не прислушивался и не было ему до Шуры никакого дела. Эти люди были ему непонятны с самого начала, да и сейчас, по прошествии стольких лет, понятнее не стали. Они были другие. А вот Марина, дочь своих родителей, оказалась своей. И ее несхожесть не отталкивала, а зачаровывала и побуждала разобраться. Но это он понял потом. В тот день, когда приехал с Мариной на дачу к Борцову.
Зазвонил мобильник. Шура, не торопясь, со значительностью вынул его из кармана. Некоторое время слушал трель, разглядывая номер на дисплее. Все-таки какой он молодец, что в кои-то веки не послушался Лиду и не поторопился с покупкой трубки. Теперь ему выдали пелефон от работы: и аппарат, и звонки бесплатные. Он нажал кнопку. Звонил Аркадий. Шура обрадовался: во-первых, устал от молчаливого одиночества, а во-вторых, его переполняло чувство гордости, что не подвел благодетеля, оправдал надежды, несет свой пост исправно, без жалоб и нареканий.
– Алекс, манишма?
– Спасибо, все нормально.
Шура давно выучил три самых распространенных приветствия, среди которых «манишма» было одним из самых ходовых, а также знал, что на это следует отвечать «бэсэдер». Более того, ему не составляло никакого труда произнести заветное слово. Однако в самый ответственный момент он как-то смущался и не мог преодолеть барьер искусственности такого ответа, тем более точного перевода слова он не знал.
