– Не знаю. Иногда, мне снится Кайл… – Она зашмыгала носом, начала заикаться, а потом заплакала. – Я больше никогда его не увижу?
– Я этого не знаю. Он ведь сейчас в больнице. Ещё ничего не известно. – Женщина вздохнула и продолжила, сменив тон голоса на несколько сочувствующий. – Может, когда-нибудь ты увидишь его не прежнего, не такого, каким знала, но ты обязательно узнаешь его. Люди не умирают навечно, они продолжают жить с нами в воспоминаниях, мыслях, вещах. И никто не в силах знать наверняка.
Послышались всхлипы. Джун осознала, что плакала не та девочка, чей голос звучал из наушников, плакала она сама. И сцена этого разговора предстала перед глазами, будто она вновь перенеслась в тот день. Она выдернула наушники и начала вытирать слёзы рукавами пижамы.
Немного придя в себя, приступила к следующей записи.
– Ты помнишь ту вспышку? Падающую звезду, в ночь, когда погиб твой друг?
– Неа. – робко промолвила девочка, крепко сжимая руки.
– Говорят, небо тогда побелело, – продолжала женщина, – Озарилось ей, и никто не мог понять, что это за странное явление. Твоя мама сказала, что ты смотрела на него, не отрывая взгляда.
– Где Кайл?
– Снова о нём? Ладно, давай поговорим ещё раз. Как я уже говорила тебе прежде,ты не должна так страдать. Ты ещё ребёнок. Я могу помочь тебе. – Она извлекла что-то из кармана и протянула девочке на ладони.
– Нет! Не надо! Мне ничего от вас не надо!
– Просто посмотри. Ты всё забудешь, обещаю и больше никакой боли. Никаких страданий. Никаких монстров.
Девочка замерла, словно испуганный зверек, уставившись на женщину заплаканным взглядом, широко раскрыв глаза. Странный стеклянный круг, совсем небольшой в размере, покоился на раскрытой ладони.
– Возьми его.
Так закончилась первая запись, вторая, третья, десятая, двенадцатая, но ничего более полезного чем то, что записано на первых двух, Джун не узнала. Остальные содержали только глупые утешения и слёзы. Лишь пятнадцатая смогла её заинтересовать.
Вначале не было слышно вообще ничего, потом шипение, через которое проскальзывали некоторые фразы. Аудиозапись оказалась повреждена, и Джун удалось услышать немногое.
– …Так вы хотите сказать, что тело кто-то украл?..
– Да. Наверное. В морге его не было. Поиски не дали результатов. И родителям мальчика пришлось похоронить пустой гроб.
– Какая жестокость. Кто мог так поступить?
– Не представляю.
– А как это восприняла ваша дочь?
– Она… забыла. Я не сказала… просто не смогла. Ваши сеансы только начали помогать. Как я могла сказать ей, снова напомнить этот ужас, когда ей только-только начало становиться лучше?..
– Значит, те кошмары наяву, что она видела, исчезли?
– … Не полностью, но да.
Этого хватило. Джун просто захлёбывалась эмоциями, чувствами. Злостью на мать и на саму себя за то, что посмела забыть. Слушать дальше она просто не могла, слишком тяжело.
На месте ей так же не сиделось. Хотелось что-то разбить, ударить, дабы выместить всю злобу, а ещё хотелось кричать, да так, чтобы все вокруг ощутили то же, что она.
Её трясло. Руки пробивала дрожь, в теле чувствовалась неимоверная слабость. Стало трудно дышать, головная боль перетекла в виски и охватила их, заставив Джун зажмуриться от боли. А потом, не выдержав, она всё-таки закричала.
