Три года прошло с того дня, как Ана Мария покинула родную Галисию и отправилась на заработки в Каталонию. Три года, а будто тридцать три… Но все еще слышался ей по ночам крик чаек и шум океана, снились выкрашенные в яркие цвета рыбацкие лодки, уходящие на промысел, и женщины с подобранными подолами юбок, собирающие моллюсков. А днем ветер подбрасывал ей напоминания в виде запахов рыбы, водорослей, жареных креветок – будто приносил короткие письма с родины. И видела она себя во снах той маленькой девочкой, бегущей на берег Смерти в поисках уединения…
…Эта двухглавая скала в маленьком каталонском поселке не могла заменить ей необъятный дикий берег, но здесь Ана Мария находила уединение. И пусть не хватало ей шума океана, крика чаек и соленых брызг, тающих на губах, это место давало желанное утешение.
Ссутулив плечи, Ана Мария сидела на стволе поваленного дерева, устремив невидящий взгляд на расстилающийся внизу поселок. Ветер ласково гладил ее по волосам, невидимой ладонью стирал со щек слезы, и эти его невесомые прикосновения были подобны материнской ласке. «Не плачь»,
– шуршали листвой деревья. «Не плачь»,
– прокричала пролетевшая мимо птица. Чайка! Неожиданная гостья в этом поселке. Ане Марии подумалось, что птица прилетела к ней из далекой Галисии с утешениями от мамы.
–
Не буду плакать,
– улыбнулась Ана Мария, решительно вытирая щеки и обращаясь к улетевшей чайке.
– Не буду. Передай моей маме и отцу, что у нас все хорошо. Рамон меня любит, я его тоже… А деточка… Когда‑нибудь будет и у нас.
Если бы бог подарил им с Рамоном долгожданного первенца, о котором они так мечтали! Но нет, месяц проходил за месяцем, а долгожданная беременность не наступала.
Сеньора Исабель, владелица овощной лавки, в которой Ана Мария два раза в неделю покупала свежие овощи и фрукты, конечно, не хотела причинить ей боль своим вопросом, вырвавшимся из любопытства, свойственного жителям маленьких деревень. «Ана, ты не беременна? Что‑то ты излишне бледная…» – спросила сегодня сеньора Исабель. Из лучших побуждений, но попала Ане Марии в больное место – словно ткнула ножом в незаживающую рану. «Нет»,
– тихо прошептала она, почувствовав, как на глаза наворачиваются слезы. «Пора бы уж вам!» – «прикончила» ее сеньора Исабель. Ана Мария молча положила на полку краснобокий помидор и, повернувшись, выбежала из лавки. «Ана, ты куда?» – понеслось ей вслед. Но Ана Мария даже не оглянулась.
–
У нас будет ребеночек. Будет, будет!
– шептала она сейчас, сжимая кулаки с такой силой, что ногти впивались в ладони.
Почти три года они с Рамоном живут в любви и согласии в доме, завещанном им умершей старой Пепой. И все у них есть для счастья – любовь, понимание, крыша над головой, уют и спокойствие. Нет только самого главного – ребенка.
–
Твой отец нас проклял,
– сказала как‑то в приступе отчаяния Ана.
И прикусила язык, увидев, как полыхнули обидой и болью черные глаза мужа.
–
Что ты такое говоришь!
– закричал Рамон. Но тут же осекся и сник.
–
Прости, прости, пожалуйста!
– кинулась к нему на шею Ана. Обняла родного, уткнулась носом в шею, вдохнула знакомый запах – миндальную горечь со сливочной сладостью молока, потерлась виском о подбородок мужа.
