Варфоломей сознавал, что воздерживать себя во всём есть лучшее средство сдерживать страсти, а незатемнённый страстями дух и неомрачённая ими мысль всегда бывают свободнее к восприятию благодати Божией и достижению цели своей жизни.
В один из тёплых солнечных дней Варфоломей возвращался от реки с коромыслом на плечах, на котором висели большие деревянные наполненные до краёв вёдра. Они мерно раскачивались в такт его шагов, вода в них так же ритмично колыхалась, иногда выплескиваясь на яркую зелень травы. Войдя во двор, Варфоломей опустил ношу у дверей Стефана. В этот момент дверь отворилась. Щурясь от яркого солнца, на порог выскочили две молодые работницы с вёдрами и тряпками. Их мокрые руки были открыты до плеч, подолы длинных юбок, заткнутые за пояс, обнажали чуть выше колен стройные крепкие ноги. Весёлые лица покрывал румянец, видимо, работа им была не в тягость и доставляла удовольствие. Увидев Варфоломея, они засмеялись, и одна из них игриво обратилась к нему:
– Быстро ты ходишь, Варфоломей, уж третий раз за водой сбегал. Мы не успеваем за тобой.
Варфоломей ничего не ответил и стоял неподвижно, опустив взгляд.
Молодушки легкой походкой, почти бегом зашли за сарай, выплеснули из вёдер грязную воду и вернулись к порогу.
– Отдохни немного, дай и нам отдохнуть, – улыбаясь, добавила самая бойкая.
Варфоломей молча, не глядя на девушек, вылил воду из одного ведра в освободившиеся вёдра. Продолжая весело смеяться, работницы подхватили их и ушли домывать полы.
Варфоломей перекрестился и, оставив второе полное ведро на пороге, тихой ровной походкой, не поднимая головы, не отрывая взгляда от настила и шепча молитву, пошёл в ту часть дома, где жили родители.
В горницу Варфоломей вошёл тихо и бесшумно, как это делал только он. За большим массивным столом, ещё заставленным посудой после утренней трапезы, на такой же массивной скамейке сидел отец. Мария убирала со стола, временами вздыхая и держась за поясницу. Подойдя к матери, Варфоломей слегка дотронулся до её плеча и тихо сказал:
– Отдохни, матушка, я сам всё уберу.
Мария улыбнулась в ответ, её радовала ненавязчивая забота сына. Спокойно и незаметно он успевал делать всё, что могло хотя бы немного облегчить жизнь не по годам состарившихся родителей.
Варфоломей неспешно, но споро собрал со стола посуду и понёс на кухню. Мария вытерла стол и тоже вышла из горницы.
Кирилл тяжело поднялся, взял с полки книгу и устроился на лавке, углубившись в чтение.
Вернувшись в горницу, Варфоломей подошёл к окну, остановился, задумчиво глядя на церковь, залитую солнечным светом, на лик Христа над входом.
Вошла Мария, села рядом с мужем, с нежностью посмотрела на Варфоломея, застывшего у окна, спросила:
– О чем задумался, сынок? Опять о сути всего земного?
– Да, матушка, мысли разные терзают меня, – немного повернувшись в сторону родителей и не отрывая взгляда от окна, тихо ответил Варфоломей. – Вот мир и всё, что в нём, создано Богом для блага людей; но всё это человеческими страстями, насилиями, неправдами до того извращено, что жизнь человеческая не представляет ничего, кроме труда и болезней. И желающему в кротости духа устроить своё спасение со всех сторон встречаются препятствия и соблазны.
– Что поделаешь, сын мой, жизнь так устроена, – оторвав взгляд от книги, произнёс Кирилл.
– Но всё это тяжко мне, – грустно продолжил Варфоломей.
