А-а, говорит Дядя, ну это ладно.
Два чемодана барахла, хотите покажу, сэр? Возьмите хотя бы рекламный проспект, супруге вашей пригодится. Закажет себе что-нибудь по почте.
Ладно, повторяет Дядя. Расслабься, парень. Просто мне показалось вдруг, что ты газетчик. Физиономия у тебя… Нарочито простецкая.
А вы много видели коммивояжеров с хитрыми мордами, сэр? Простота и открытость – наш бизнес. Я должен вызывать расположение, иначе ничего не продам. Внутри-то я редкий хитрец, конечно.
Дядя и Рик одобрительно смеются.
А Джонни Конь окончательно уверился в том, что я не коммивояжер.
Твое здоровье, парень, говорит Дядя.
Ваше здоровье, господа.
Так все-таки про Енота, Рик теребит Дядю, откуда вы его забрали, я думал, он всегда тут жил.
Енот укатил в тот же день, говорит Дядя. Прикупил захудалую ферму и стал помаленьку крестьянствовать. Изредка заезжал в город за припасами, ну и на ярмарках мы его встречали. Перекидывались словечком-другим. Он изменился заметно, стал тихий, смирный, рассудительный. Прямо, кажется, дай по шее, не ответит. Помню, наш Плюх все кипятился – чего это Енот такой просветленный, аж до отвращения, не съездить ли ему в ухо? Ну и съездил однажды. Ка-ак Енот схватил оглоблю да ка-ак перекрестил ею старого приятеля… И тут я увидел, что в Еноте много чего осталось от того ушлого парня, которого мы помнили. Главное, в нем жили боль и тоска по Еноту прежнему. Он, конечно, допрыгался с этими поисками идеальной женщины и этой безумной романтической любовью. Попал в западню, которую поставил сам на себя. Но теперь я знал, как можно все вернуть назад. Если не все, то основное.
Это было не бескорыстно. У нас проворовался городской казначей, да столько украл, подлец, что едва удалось отбить его у толпы линчевателей. И мы искали честного парня на замену. Весь город засмущали вопросами. Подходили и спрашивали – будешь, сволочь, воровать?! Вы не смейтесь, дело серьезное. В общем, когда нам это надоело, мы сели на лошадей и поскакали к Еноту. Как бы проведать.
А она стояла у ворот фермы, будто ждала нас. Мы посмотрели на нее и дружно потеряли дар речи. Подошел Енот. Тоже молча. И тут мы поняли, какая пропасть лежит между нами и этой странной парой. Десять лет мы их толком не видели. Кого мы зовем в город, черт побери? С чего мы взяли, что знаем этих людей? И могут ли они зваться людьми? Свежие, молодые, с острыми живыми глазами, они разглядывали нас, а мы – их. И мы казались себе дряхлыми стариками, и плечи наши сгибались под тяжестью бесчисленных грехов. А она… Да ладно, какие претензии к ангелу – но Енот?! Ведь был такой же, как все мы, наемный стрелок с туманным прошлым. Знаете, в тот момент я готов был избить его. От ненависти к себе. Спрыгнуть с коня, и в грязь, в грязь ткнуть эту невинную морду! Но я понял, что именно себя ненавижу и презираю. И опомнился.
А Енот сказал – если мы вам очень нужны, ребята… Именно так – «мы».
А она вообще ничего не сказала.
Вот. И хватит на сегодня. Догоняй меня, Джонни, если не передумал.
Дядя кивает Рику и мне, встает и выходит из салуна.
Хм, говорит Рик, вы заметили, как ловко он замял историю про Енота и депутата, которого тот якобы собирался грохнуть? Они, конечно, были крутые парни, никто не спорит, но стреляться с городской властью – это чересчур даже для старых добрых времен. Да и чем Еноту помешал тот депутат…
Джонни Конь зачем-то косится на меня, поворачивается к Рику.
