Но наше счастье было недолгим. Среди привлечённых к выполнению задания оказался предатель. Чтобы не дать Сергею завладеть нужными документами, он заколол его кинжалом. Меня отозвали в столицу.
Я не лишила себя жизни от горя только потому, что поняла: под сердцем ношу нашего с Сергеем ребёнка. Смысл жизни для меня сосредоточился в этом зародившемся чуде. Князь Потемкин отнёсся ко мне очень заботливо, во время нашей встречи в столице он рассказал мне о матери Сергея. Я узнала, что он написал ей письмо, в котором поведал о нашей с Сергеем любви и супружестве, а также о том, что я ожидаю рождения ребёнка. Имение Агафьи Семёновны Отрадово находилось в Орловской губернии. Князь помог мне с экипажем, и я отправилась к свекрови.
Старушка сердечно встретила меня. Она буквально воспряла духом, ожидая внука от любимого сына, а меня приняла, как родную дочь. Сашенька родился здоровенький, вылитый отец. Через год ко мне обратились с просьбой помочь в одном деликатном и важном деле. Я оставила сына с бабушкой и няней и продолжила свою деятельность. Ещё через год Агафья Семёновна тихо отошла к Сергею. Я похоронила её, наняла в имение рекомендованного управляющего, а сына с няней и гувернанткой привезла в Петербург. Сама же опять вернулась к своему служению. Вот так мы и встретились с тобой, Иван, в Дерпте и Тамбове.
А сейчас сын подрос, я ему нужна, кроме того, я решила заняться иной деятельностью. Я обосновалась в подаренном государыней имении Олялино. Открыла в имении пансион для девиц благородного сословия. Пригласила учителей и рьяно тружусь на ниве просвещения. В моём пансионе тридцать воспитанниц разных возрастов, обучающихся грамоте, литературе, арифметике, музыке, танцам, шитью и другим наукам. Заодно и Сашеньку имею возможность обучать индивидуально.
Парамон, мой любезный верный друг, а теперь Божьей милостью и любимый супруг доскажет тебе то, чего нет в этом письме. А я желаю тебе добра, хочу остаться тебе другом. Знаю, что скоро вам опять возвращаться на военную стезю. Кто знает, что ещё предстоит? Вы оба отчаянные. Прошу, не бравируйте храбростью понапрасну, берегите себя и друг друга.
Прости, коли что не так. Даст Бог, когда-нибудь свидимся.
Остаюсь твоя родственница госпожа Синица».
Загряжский невидящим взором смотрел перед собой и не произносил ни слова. Молчал и Парамон, не желая нарушить такое непростое молчание друга.
– Таки смогла ударить больно, отомстила она мне, – наконец, грустно улыбнувшись, сказал Иван.
– Это не месть, Иван Александрович, – убеждённо произнес Синица, – это откровенность и доверие.
– Эх, Парамон, не знаешь ты женщин, как я, потому и доверяешь им, ну, да Бог ей судья.
– Зря Вы так, несправедливо это. А Ваша Александра Степановна? Разве не золотого сердца женщина?
– Заезжали с Ольгой к ней? – быстро спросил Загряжский.
– Нет, не получилось. Хотели, но не смогли, не успевали, мне надо было возвращаться.
– Ну, вот, значит, деток моих не видел. А с Ольгой как всё сложилось?
– Удивительная она женщина. Увидела, как я по крыльцу поднимаюсь, вышла так спокойно на встречу, руки на плечи положила, сказала: «Ну, вот и дождалась. Ни мгновения не сомневалась, что вместе будем. Только печалилась, что долго не приезжал». Руки за шею закинула и поцеловала так хорошо, нежно, и слёзы из глаз закапали слезинка за слезинкой. А я её к себе прижал и поверить не могу, что всё случилось. Тут Саша, племянник Ваш подошёл. Она оглянулась, за руку его взяла. «Сын мой, Александр, – говорит. – Знакомься, Алекс, это мой друг, Парамон, о котором я тебе рассказывала, такой же смелый и отчаянный, как и твой отец». Такой хороший парнишка, взрослый уже, пятнадцатый год идёт. Мы с ним много потом разговаривали. Такое было чувство, будто младшего брата обрёл. Тоже военным хочет быть, как и отец. Решили мы втроём, что в кадетский корпус в Петербурге учиться он пойдет, Вы уж поспособствуйте, Иван Александрович.
