В начале июня всей семьей, со Светкой и Димкой, съездили на неделю в Манзовку на прополку огорода, затем с Галей с девятого по двадцать первое июня провели в доме отдыха, временами сосредотачиваясь на покраске пола в квартире, но доброе дело до конца так и не довели. В Манзовке с отцом поработали ударно на покосе сена и даже подсохшее начали убирать. Тридцатого июня меня снова вызвали в кадры, и я уже точно знал зачем. Первого июля прошел медицинскую комиссию и через пару дней на ледоколе «Москва» отправился в Арктику догонять свой ледокол. За пятнадцать дней дошли до мыса Шмидта, а там пересел на портовый ледокол «Василий Поярков», на котором обитал около трех дней, дожидаясь оказии на свой ледокол, после чего на «московском» вертолете доставили до «Ленинграда». Вот уже три недели, как я исполняю обязанности главного механика на своем новом, современном ледоколе».
Тогда Михаил не мог знать, что «Ленинград» станет отправной точкой во всей его дальнейшей морской карьере.
«Дома вроде бы все хорошо, по крайней мере, так сообщает Галя. Димка учится хорошо, Светка уже знает все буквы и считает до десяти. Ей не было еще и четырех лет, когда она уже освоила эти азы. В середине апреля здорово приболела, две недели лежала в изоляторе городской детской больницы. Свидание с ней было возможно только через окно, благо ее палата на втором этаже. Совсем дошла, даже светилась вся, как матовое стекло, когда мы ее забрали тридцатого апреля. Диагноз: бронхиальное воспаление легких, и температура несколько дней держалась в пределах 39—40 градусов. После больницы понемногу начала приходить в себя в домашних условиях. С начала июня определили ее в санаторный садик в районе станции Океанская. Ей там понравилось, да и в пятницу отпускают домой, чтобы вечером в воскресенье быть на месте. Должна пробыть в этом садике до декабря, дай бог, чтобы поправилась.
В Манзовке дела похуже: маме вырезали в октябре 1969 года две трети желудка, и хотя с той поры прошло много времени, заметного улучшения в ее состоянии по сравнению с дооперационным периодом не наступает. Собирается поехать на курорт в Шмаковку, не знаю, как это у нее получится. По курсовке обещают принять до десятого сентября. Отец чувствует себя неплохо, но подозреваю, что бодрится, больно уж много забот по хозяйству, и приходится вкалывать от зари до зари, хотя и сам не знает, во имя чего, скорее всего, по многолетней инерции, как было пять, десять, двадцать лет тому назад. Купил себе мотоцикл, о котором долго мечтал, правда, без коляски, но мощный «Иж-Юпитер», который я обкатывал: ездили на нем на покос, неплохо получалось.
Алла и Валя на местах, обживают Крайний Север, особых изменений у них вроде нет, хотя правду вряд ли скажут.
Снова, в который раз в «полярке», на этот раз в самой что ни есть натуральной, на самом мощном по нашим временам ледоколе, которых у нас в пароходстве целых три – по 26 тысяч лошадиных сил на гребных валах. Бывалые полярники говорят, что Арктика в этом году тяжелая. Поздно пробились к Певеку, уже середина лета, а льды все жмут, не собираясь уходить на север, и не тают. Мы работаем на плече от мыса Биллингса до Амбарчика, уже второй караван привели сюда, а до этого таскали до Певека, ибо до сегодняшних пунктов ранее не было «дороги», мощный припай даже близко не подпускал. Прописали меня на ледокол в случае благоприятного исхода на два года, получается, что в лучшем случае я смогу уйти только летом 1972 года. Ну а если «по-плохому», то в любое время.
