Через сорок секунд все было кончено: братков положили всех; никто не успел сделать ни единого выстрела. Стасик лежал под одиноким столом в луже крови. На Седого, неловко скрючившегося под громадным телом Удава, тоже особого внимания не обратили: живые так не лежат. Стереосистема продолжала выдавать слова старого шлягера:
…Вновь игру свою начните, И, я верю, чудо повторится…
Люди в черном один за другим подходили к старшему, впрочем ничем не отличавшемуся от бойцов, коротко докладывали:
– На кухне чисто. Четверо.
– Во дворе чисто. Трое.
– Чисто. Одиннадцать. Контрольные?
– Да. Только грамотно: под разборку. Объект?
– В комнате.
– Один?
– Нет. С двумя девками.
– Красиво жить не запретишь.
– Уйти ему некуда: окна мы контролируем. Что-то тихо у него.
– Занят. И здесь музон грохочет. Тепленьким возьмем.
– А вот тепленьким совсем не обязательно.
– Дверь заперта изнутри. Проложена стальным листом, – доложил один из бойцов.
– Бережется раб Божий.
– Нужно запальничком снимать.
– Нужно – снимай, – Шуму будет.
– Тишина уже не обязательна. Как только, дверь снимем – пару гранат, для верности. А потом – огнем прополоскать. Дочиста.
– Есть.
– На рубеж!
– Есть.
Бойцы застыли, ожидая, когда сработает куммулятивный заряд. И удар и взрыв были совсем негромкими; сорванная с замка дверь начала медленно раскрываться наружу… Трое уже сдернули кольца с лимонок, готовясь закатить их в комнату…
Шквал огня, сопровождаемый диким грохотом, вырвался из комнаты, распахнул дверь, покорежил, сорвал с петель, смел все живое и неживое с площадки. Двое бойцов, буквально перерубленные очередью пополам, тяжелыми кулями были сброшены вниз. Тяжелые пулеметные пули еще крушили перила лестницы, когда разорвались две гранаты, выпущенные из рук убитыми, и в грохоте взрывов сотни осколков с визгом разлетелись в замкнутом пространстве, поражая все вокруг. Секунду спустя громыхнула третья.
А пулеметная очередь не прекращалась. Батенков появился на площадке перед дверью, сжимая обеими руками крупнокалиберный пулемет. Одним взглядом он оценил обстановку, двинул стволом вдоль коридора и снова нажал спуск. Тяжкие, почти пятидесятиграммовые пули разметали на пути все, крушили дерево, рушили стены.
Ничего живого после такого огня остаться в комнате не могло, но Батя продолжал судорожно водить изрыгающим пламя стволом.
Один из бойцов, укрытый под сводом в «мертвом» пространстве, высунулся на мгновение, вскинул пистолет и сделал единственный выстрел. Голова Батенкова дернулась, пулемет поперхнулся, выпал из рук и с грохотом ударился о настил пола. Зал, после вспышек выстрелов погруженный почти в полную темноту, заполненный пороховой гарью, разбитый, разрушенный, выглядел, как потревоженная варварами гробница из фильма ужасов. Из бойцов, находившихся в зале, в живых осталось двое. Оба, оглушенные, еще не отошедшие от шока, сняв маски, тихо обозревали окружающее.
– Ты его снял? – наконец выдавил первый.
– Ну.
– «Экс» – первый?
– Убит. Он и еще семеро.
– Ну и ну.
– Бывает. Расслабились раньше времени, вот и…
– Было принято неверное решение.
– Да брось. Корнет. Полеты за нас разберут. Будет кому.
Из кухни вышли еще трое. Огляделись:
– Круто.
– Грязная Операция.
– Куда грязнее. Сколько у нас на улице?
– Четверо.
– Вызывай сюда. Быстренько зачистимся – и ноги.
– По инструкции…
– Да пошла она, эта инструкция! По каким инструкциям у этого Шварца такой ствол оказался в комнате, а?
