Не по-зимнему пригревало солнышко, словно стремясь донести до людей, что скоро весна, хотя до настоящей весны даже здесь, на юге, оставалось еще несколько недель. Пожилой водитель в старом ватнике, именуемом здесь «фуфайка», армейских брюках со старым камуфляжем – «цифрой» и валенках с замызганными галошами, ковырялся в моторе такого же пожилого, как и он сам, «ГАЗ-53». Откинутый капот, крылья, некогда белая, а теперь кое-как перекрашенная в камуфляж решетка радиатора старичка были все в осколочных шрамах, но водитель, кажется, не придавал этому значения. Насвистывая себе под нос знакомую всем с детства мелодию, старик ковырялся в моторе «газона» и не заметил, как к нему подошел по виду его сверстник, одетый, правда, куда более опрятно…
– Эх, путь-дорожка, фронтовая, не страшна нам кормежка любая, – напел подошедший слова, подходившие к мелодии, которую насвистывал шофер.
– …бомбежка, – поправил его тот, прерывая свои занятия и медленно оборачиваясь. – Хотя смотря где. Видал я такие кормежки, которые хуже бомбежки.
– А где? – уточнил подошедший. – Уж не на сборнике ли в Копейске?
Шофер посмотрел на подошедшего уже внимательнее. Ничего необычного в мужчине не было – пожилой, между шестьюдесятью и семьюдесятью, но ближе к шести десяткам; вместе с тем в хорошей для своего возраста форме, моложавый, лишь голова полностью седая. К тому же камуфляж сидел на мужчине как влитой, да и выправка была такая, что сразу выдавала военного или по крайней мере отставника. Лицо открытое, с правильными чертами, к тому же эти черты показались мужчине какими-то знакомыми, хотя человека этого он видел впервые.
Но главное – возраст, и эта фраза о Копейске…
– Бача?[1] – неуверенно спросил шофер. Мужчина с улыбкой кивнул:
– Бача.
– Шурави![2] – разулыбался шофер. – Прости, обнять не могу, руки в масле, как видишь. Ты здесь какими судьбами?
– Мне надо в город, – ответил «шурави». – Сказали, что ты довезешь. Ты же Дмитрий Анатольевич?
– Для тебя просто Димка-Невидимка, – продолжая улыбаться, ответил шофер. – А тебя-то как звать-величать?
– Александр Леонидович, – с улыбкой ответил мужчина. – Но для тебя просто Сашка, идет?
– А то! – обрадовался Димка-Невидимка, но тут же посмурнел. – В город, говоришь… нет, отвезти-то я тебя отвезу, но… там же сейчас пекло. Не везде, конечно, но прилеты всюду, да и ДРГ прорываются. Местные по подвалам сидят, только по ночи на улицу нос кажут, а некоторые так вообще из-под земли не высовываются. Бахмут – он же, знаешь, как тот айсберг: половина на поверхности, половина под землей.
– И что с того? – спросил Сашка. – Ты же туда все равно поедешь, несмотря на прилеты. Вот и возьми меня попутчиком. Если тебе нужна бумага с разрешением… – И Александр Леонидович полез было в переброшенный через плечо раритетный офицерский планшет[3].
– Скажешь еще! – фыркнул Димка. – Но что бумага есть, это хорошо, это ежели ВАИ остановит, тогда да, бумага потребуется, без бумаги и завернуть могут. Мне другое интересно, – говорил он, продолжая возиться под капотом, – что тебе в Бахмуте понадобилось? В военные ты уже по возрасту не подходишь, в добровольцы решил податься, что ли? Так они тоже возрастных берут сам через десять…
