И вдруг, бабах!
Как отрезало. Другая жизнь, другие лица.
По мне гуляет сизый голубь. Тихий шепот, жутко болит голова, кровь на виске. Чье-то дыхание касается волос. Боль проходит, хочется спать. Потом какой-то магазин. Два пацана рядом. Ряд бутылок с «беленькой» сияют, как чистая роса, и меня тошнит даже от названия. Отвращение к запаху спиртного? Я не пью водку? Что?! Исключительно сок? Кто это сказал? Я?
Из небытия всплывает темный переулок. Я стою под окном незнакомого серого здания. В руки падает живой сверток в простыне. Ребенок? Зачем мне ребенок? Я не люблю детей, боюсь их. Надо же, вцепился как в родного. Я его знаю?
– «Здравствуй, я Антон», – подумал сверток.
– «Олег», – я открываю тряпицу и вижу улыбающегося малыша. – «Унеси Антона, здесь страшно». Крики за спиной. Бегу! Ох, кажется, оторвались.
…На голове сидит все тот же сизый голубь, курлычет. Как здесь хорошо! Сорванцы называют меня дядя. Трое племянников?! Откуда? А они ничего, веселые. Ууумные!
…Мы идем по вокзалу. Я не один. С мальчишками. Вагон поезда, кондуктор, купе, укачивает, постоянно кружится голова. Петя говорит при сотрясении мозга нужно лежать. Мой племянник всегда прав. Я лег и уснул.
У нас украли документы!? Какая-то станция. Полицейский. Еще люди. Кители, фуражки, протоколы, объяснительные из соседних купе. Что? Я подписываю, не читая? Да какая разница, хочу тишины и покоя. Не могу встать! Укачало, тошнит, поезд трогается. Антон забился в угол верхней полки и еле дышит от страха.
Ба! Нас не только не сняли с поезда, но даже сопроводили некоторыми документами! Кстати, документы я положил к себе в карман. Ну-ка, что новенького мне расскажет официальный бланк? Бумажка-бумажкой, а все туда же, про-то-кол. Как моя фамилия? Ря-би-на? Олег Владимирович.
Вспомнил!
Ура! Ко мне племянники в гости приехали, и я решил их на море свозить. У Антона легкие слабые. Позвольте: Я – дядя? С каких это пор? Настоящий дядькин сад. Вернее, детский летний лагерь. Какое сегодня число? Кто подбросил мне детей?
Антошка висит обезьянкой на моей шее. Не пускает даже в туалет. Семен, как белка скачет с верхней полки на нижнюю. Петька кидает мячик в потолок, уничтожая, таким образом, мух. И лишь изредка косит на меня странным сканирующим взглядом, как будто щупает. Мозги становятся мягкими, пластилиновыми.
Кто я? В кармане бумажка. Как моя фамилия? Ря-би-на. Олег Владимирович.
На нижней полке заплакал малыш лет трех-четырех.
– Олег, мне страшно! Злая собака булочку съела. А-а-а-а! – я вскакиваю, хватаю ребенка на руки и начинаю качать. – Ты добрый, я тебя люблю.
– Это всего лишь сон. Спи моя радость усни, – мой сиплый встревоженный голос звучит по-особенному трепетно.
– Не надо вслух. Братики устали, не буди. Я тебя и так слышу.
– В доме погасли огни. Птички уснули в саду-у-у-у…
Олег окончательно пришел в себя к вечеру второго дня пути, в голове вертелась фраза: «Ты несешь ответственность за племянников. Они всё, что у тебя осталось». Сомнений не было, за время моей болезни, детворе явно не хватало твердого контроля и элементарного внимания.
Мальчишки успели окончательно отбиться от рук. Они резвились! Верещали, прыгали, скакали, висели на верхних полках как на турнике, играли в догонялки по всему вагону, задавали кучу странных вопросов, забывали о них, а потом вдруг требовали ответов, причем все сразу. Благо хоть Антон не говорил вслух, но это ничего не меняло. Малыш почемукал молча! Попробуй такому не ответь?!
