– Ты хочешь сказать, что выйти отсюда так же трудно, как из Аида?
– Не хочется тебя пугать, но это именно так.
Петрович присвистнул и надолго задумался.
– Но вы-то выходите, – наконец сказал он.
– Мы – никогда. Иногда на землю выбирается мама. Об этом надо заранее предупреждать Арона. В оговоренный срок он подает лифт и одежду для выхода на улицу.
– Одежду из той, что сдали в архив как ненужную?
– Я никогда не интересовалась подобными мелочами, – помотала головой Кло. – Возможно, у мамы там свой гардероб.
– Вряд ли, – сказал Петрович, вспомнив непрезентабельный наряд богини, в котором он увидел ее на Стретенской…
Болтать, не покидая постель, они могли целый день, вплоть до начала общей трапезы. Там же, в постели, они пробовали другие развлечения, например карты. После, наверно, двух десятков проигранных партий в «дурака» он в отчаянии бросил колоду, вместо того, чтобы сдавать в очередной раз.
– Как я сразу не догадался?! Ведь с тобой нельзя играть в карты!
– Почему ты так думаешь? – не скрывая любопытства, поинтересовалась она.
– Потому что тебе известны всё, что у меня на руках. Ведь о настоящем от тебя ничего не скроешь. Какой смысл тогда играть? Разве такая игра может доставлять удовольствие?
– Я тебе объясняла, что мелкие события предугадать практически невозможно. Поэтому твоих карт я не знаю.
– Хм. Тогда почему ты все время выигрываешь?
Ее глаза блеснули. Она взмахнула рукой, и «облако» вспыхнуло, залив спальню ярким светом.
– Потому что я мухлюю лучше тебя, глупый. – Она откинула в сторону одеяло. На животе у нее, выше выстриженной «пики», лежало несколько карт разных мастей.
Они с Кло расхохотались так громко, что их смех, вероятно, слышал Арон в своем подвале.
Тем не менее играть в карты Петровичу больше не хотелось. Тогда Кло начала устраивать просмотры телепрограмм с помощью все того же «облака». Что ж, Петрович с удовольствием смотрел футбол, особенно английскую Премьер-лигу. Кло обожала «Все буде добре», но и футбол не оставляла без внимания, параллельно занимаясь своей бесконечной «пряжей». Больше всего, однако, ее интересовали новости. С болезненным каким-то любопытством она всматривалась в сцены насилия, занимавшие основное время новостных каналов. Ничего в этом мире не меняется, заключала она. Так переключи на что-нибудь другое, вздыхал Петрович. Как тебе не надоедает? Тысячи лет одно и то же!
– Неужели тебе не интересно, что происходит в мире? Ведь это же ваш Майдан, – поинтересовалась однажды Кло.
– Ты же сама говорила, что в мире ничего не меняется. Тогда к чему это?
– По правде говоря, я сказала не подумав. Вот – не было же когда-то телевидения, а теперь есть. Не знаю только, хорошо это или плохо. Скорее всего, телевизор – это изобретение дьявола. Как и те страсти, – войны, теракты, грабежи, убийства, – которые беспрерывно показывают с его помощью, тиражируя их и тем самым вербуя новых сторонников темных сил…
– О! Все забываю спросить… А что это произошло у Ананке с этим Гласиа? Зачем губернатору преисподней(!) потребовалась ее сумка?
– А тебе-то зачем это знать? Может, лучше поиграем во что-нибудь, в кости например? Или в нарды?
– Послушай, меня уже тошнит от всех этих игр. И меня совершенно не интересует, нарушаешь ли ты законы теории вероятности каким-то образом, или опять мухлюешь. Просто я хочу знать – знать со стопроцентной точностью, – как это всё случилось с Гласиа, и почему, черт возьми, я оказался в заточении в этом доме.
