Пока ели, стемнело. Алиса зажгла лампу в матерчатом абажуре над столом. После ужина, не сговариваясь, не глядя друг на друга и то входя в пятно света, то выходя из него, в четыре руки убрали со стола: перемыли, вытерли полотенцем и убрали на сушилку посуду, закрыли банки, протерли стол. За окном раздался далекий визг сирены.
Оба молча вернулись за стол. Сели друг напротив друга. Проверили телефоны, убедились, что сигнала по-прежнему нет. Алиса положила руки на стол ладонями вниз и забарабанила пальцами по столешнице. Мика сцепил пальцы в замок на телефоне.
– Что теперь? – спросил он.
– Будем решать, что делать дальше.
Мика поднял на нее глаза. Переспрашивать не стал, только издал позабавленное тонкое «х-ха», как делал, когда кто-нибудь на занятии делал что-то особенно неудачное.
– Слушай, – заторопилась Алиса, – пока что у нас все получалось. Нужно просто продолжать. Сегодня это не закончится, завтра тоже. Видел танки? Это не очередной протест, который покажут по телевизору, а потом все протестанты разойдутся пить пиво и ругать власть. Это штурм. А раз танки, значит, либо власти к нему были готовы, либо…
– Либо?
Алиса поджала губы. До этого момента то и дело хотела швырнуть правду Мике в лицо, а как дошло до дела, засомневалась.
– Либо танки на стороне протестующих.
Когда Мика ничего не ответил и даже в лице не поменялся, она пояснила:
– Это переворот.
– Х-ха.
– Вломились в центр прайда – хорошо, допустим, толпа на нервах, ждут стычки с жандармами. Люди в школе – пусть озверевшие от вседозволенности мародеры. Машина на улице – пусть…
При упоминании школы Мика отвернулся и поджал губы. Алиса хотела продолжить, но осеклась и теперь подбирала слова с трудом. У нее всю жизнь только и было, что слова. Она научилась словами пересекать загранпосты, попадать в бункеры, проходить по территориям повстанцев. Научилась разворачивать судьбы пойманных в жернова войны людей: бросала слова в эти жернова, и случалось, что это замедляло их беспощадный ход достаточно, чтобы спасти человека, семью, деревню. Она не в первый раз становилась вестником горящего мира, который нес новости людям за пределами пекла. Людям, которые порой этих новостей и вовсе знать не хотели, чтобы те не разрушили стабильный привычный мир.
Мика тоже не хотел. Никто и никогда не хочет знать, что горит именно он. Но чем раньше узнаешь, тем больше шанс побегать с пожаром наперегонки.
– Ты мне поверь, просто поверь, что это серьезно. Не на день. Людей на улице нет, сидят по домам, свет бояться зажечь. Смотрят сквозь занавески и не знают, что смотрят уже на другой мир. А я знаю. Знаю, Мика. Не знаю пока, какой он, но мне нужен интернет и полчаса времени. Сеть лежит, но не вечно же. К утру восстановится, а, может, и быстрее. Переждем здесь, переночуем, а утром я скажу, какой план.
– Какой план?
– Как остаться в живых.
Теперь Мика уже откровенно засмеялся. Алиса выждала немного. Если человек смеется, нужно дать ему сбросить напряжение. Все равно не сможет слушать, пока не перестанет. Но Мика не останавливался. Голос набирал громкость, и остановился он, только когда из спальни донесся приглушенный шум. Тогда Мика оборвался на середине смешка и прислушался. Шум стих.
– Ты-ы, – сказал он Алисе.
– Я?
Мика покачал головой. Тогда Алиса кивнула и подтвердила:
– Я. Я знаю, Мика.
– Я знаю, что мне нужно домой.
– Мы пока не можем домой.
