«Вот где настоящая охота», – позавидовал про себя Гриня, представив затерянный среди дикой, нетронутой тайги маленький, уютный домик. В его голове уже вырисовывались покрытые сумраком распадки, великаны-кедры, обрывистые склоны сопок, под которыми в непролазных дебрях бродят величественные изюбри, а по кристальным перекатам резвится королевский хариус. Воображением Гриня рисовал себе прозрачную воду реки, её каменистое, покрытое изумрудным мхом дно, и ему ужасно захотелось вырваться из этого балагана и окунуться с головой в тишину и покой. Вспомнился недавний спор с женой, и ему стало неловко от мысли, что она оказывалась права.
Его кто-то хлопнул по плечу. Гриня обернулся и увидел как всегда жизнерадостного Пашку.
– Чего грустим? Пошли печёнку жрать. – Пашка уловил настроение друга и вздохнул.
– Ребята отдыхают как надо. На Кедровой сейчас красота. Тишина. Я бы и сам с удовольствием махнул туда. Только охота там не очень. Кабан-то сейчас весь на полях сбился.
– А зачем тогда они едут туда? – удивился Гриня.
– Говорят же тебе – отдыхать! За лимонником. Я бы тоже поехал с ними. Коня нет. Жаль. На конях – милое дело. – Пашка сделал загадочное лицо и вздохнул. – Мороки, правда, с ними. Одноглазый-то убежал утром.
– Как убежал? – насторожился Гриня.
– Отвязался, – беззаботно ляпнул Пашка, зевая во весь рот.
Гриня втянул голову в плечи и отвернулся.
– Да, – ехидно заметил Пашка, что-то высматривая по сторонам и при этом по-хитрому щурясь. – Какая-то сволочь перевязывала ночью. Из уздечки вылез. Всё утро ловили. Ты, случайно, не знаешь, кто это мог быть?
Гриня замотал головой и стараясь не выдавать своего смущения спросил:
– А почему у него глаза нет? Кажется левого.
– Вот именно, левого, – заметил важно Пашка. – Характер у него видать, сволочной. Не любит, когда на него седло одевают. Кусался наверное. Ему левый глаз и выкололи, что бы не отвлекался от дела. Конь же. А ему то что, правым-то он видит не хуже чем левым.
–Не понял, а причём тут левый.
– А хрен его знает. -Пашка нагло посмотрел на Грину, при этом прищуривая почему-то именно правый глаз, и спросил. – Значит не ты ночью отвязал коня? Все почему-то так и подумали. Ладно. Пошли печёнку жрать.
Вспомнив про косулю, Гриня скривил рот.
– Ты чего, в вегетарианство ударился? Или птичку жалко? Ты брось хандрить. Мы же в тайге. Это жизнь. А ля гер ком а ля гер. На войне как на войне.
– Да знаю я. Просто, красивая.
– Это точно. Благородная. Моя бы воля, руки бы поотрывал всем, кто козуль стреляет. – Пашка невзначай посмотрел на свои ладони и сунул их в карманы. – Ладно, пошли. А то эти звери всё смолотят. По полкружечки и на тропу. Ты куда приехал? – Он схватил Гриню за рукав и поволок на кухню. – Кто мечтал медведя завалить? Утром следы свежие видели. Рядом с пасекой ходит. Не вру. Вот такие, – Пашка растопырил, как мог, пальцы и сделал важное лицо.
– Таких не бывает, – пробурчал Гриня.
– Э, брат…, не знаешь ты природы. А ещё учитель ботаники. Сопки видишь? Одни деревья. А там, может быть, носорог пасётся.
– Ну, ты загнул!
– Да иной секач не меньше носорога. Ты просто не видал. А я видел. Убитого, правда. Монстр! Говорю тебе! У него пятак был размером с кастрюлю.
– Слушай? А ты не знаешь? Ёжики когда в спячку залегают? – спросил стеснительно Гриня. – Здесь ёжики есть? Алёнке обещал ежа привести.
Пашка косо посмотрел на друга и задрал одну бровь.
