Время молотьбы, или Семь бед – один ответ - страница 2



– На исповеди и у святаго Причастия бываю повсягодно у приходскаго своего священника Новоторжскаго уезда села Арпачева Козмы Карпова.

                                               2

– Напредь сего ты не был ли в штрафах, под судом и в наказании?

– Напредь сего я, Григорьев, в штрафах, под судом и наказанием ни за что не бывал.

                                               3

– Означенному помещику Львову, крепостным ево крестьянином деревни Вишенья, Луппою Самуйловым, причинена смерть обухом топора на гумне, где ты с тем Самуйловым и протчими крестьянами находился для молодьбы господскаго хлеба, а потому спрашивается у тебя:

1) Когда, где, за что и каким образом убил тот крестьянин Самуйлов господина своего Львова?

2) С намерением или как нечаянно то Самуйловым убивство учинено?

3) При сем убивстве помещика Львова, кто еще с тобою тут находился из крестьян?

4) Не были ль они, и ты сам, Самуйлову участниками в сем убивстве? Буде были, то с котораго времени вы с Самуйловым приняли к тому намерение? Буде же не были, то каким образом допустили вы онаго Самуйлова до убивства господина своего Львова?

5) Топор тот, которым Самуйлов произвел убивство, чей, ево ли собственной, или кого другаго? Зачем топор сей был на гумне и где он там находился?

Словом, показать ты должен все произъшествие, отъносящееся к убивству Самуйловым произведенному, не умалчивая ни малейшаго к этому обстоятельства, могущаго открыть ясно и подробно все преступление, содеянное Самуйловым, а равно и показать твою и протчих в сем деле вину или невинность.

– Утром другаго дня, то есть 6 числа сентября, нарядил крестьянских детей Родиона Михайлова, Прокофъя Власова, Дмитрия Борисова, крестьянина Луппу Самуйлова, с которыми, и я сам тогда же, что было очень еще рано, поутру для молодьбы хлеба и пошел на гумно, куда пришедши все вместе, сначала с помощию сушившаго овин крестьянина Петрова вытаскали с овина хлеб на гумно, а потом начали молотить оный, которой как обмолотили уже до половины, пришел к нам туда же и сам господин наш Лвов, которой, сев тут на ворох прежде обмолоченнаго хлеба, тут в самом переду овина бывшаго, смотрел на молодьбу нами производимую, и таким образом, сидючи тут, заметил, что крестьянин Самуйлов молотит противу меня и протчих лениво, которому приказывал он, чтоб он, Самуйлов, молотил старателнее. Но как оной молотил все одинаково, то господин наш, рассердясь на него за то, бранил ево сначала, а потом, когда кончили мы молодьбу и когда должно было уже сметать с обмолоченного хлеба мякину, приказывал мне, Григорьеву, тот господин мой итти в лес и, нарезав палок, принести оные к овину для наказания Самуйлова за ево ослушание. Почему я тогда же и побежал в лес, оставя означенных молотящих со мной вместе хлеб крестьян на гумне, которые в то время, как я отходил от них, принимались за метлы делать сметку с хлеба.

Пришедши ж в лес в недалеке от показанного овина, находящийся тут не более как в полчаса, нарезав несколко палок, возвращался со оными к овину. Но, подходя ко оному, увидел изъдали, что крестьянин Самуйлов, имея в руках своих топор, сушившаго овин крестьянина Петрова и тот самой, которой во время молодьбы нашей на гумне хлеба был вторнутым в стене овина в самом переду онаго, гоняется по гумну, възмахнувшись тем топором за товарищами своими, оставшимися с ним после ухода моего в лес на том гумне. Что видя я, поспешил было к ним на помощ[ь]. Но лиш[ь] начал подбегат[ь] к ним, они, увидя меня, кричали мне, что Самуйлов убил господина нашего топором. Я, въслушаясь в сие и подбежав к самаму овину, увидел, что подлинно господин наш Львов подле самаго того вороха, на котором он сидел при отходе моем в лес, лежит без всякаго движения на земле ничъю и весь в крови. По усмотрению чого я, Григорьев, а вместе со мной и те крестьяне, кричавшие мне о убитии господина нашего Самуйловым, бросились было к Самуйлову с тем, чтоб отнять у него топор и самаго ево поймать, но он, напротив, сам бросился на нас с топором в руках, крича нам так: «Подите проч[ь], срублю!» мне же особливо: «Вот я и тебе, лысому чорту, распорю брюхо!