Она подхватила свою длинную юбку (ни дать ни взять участница фольклорного ансамбля песни и пляски в полном концертном облачении) и спорым шагом, чуть ли не бегом направилась к… Только теперь Сашка рассмотрел строение, перед которым он увидел эту странно одетую женщину. Большущий домина с крытой верандой, тянущейся по периметру всего второго этажа. На веранду ведет высокое крыльцо с шатровой крышей. Первый этаж сложен из белого камня, а второй – бревенчатый. Крыша, вся изломанная шатрами, бочками и причудливыми переходами, казалась (впрочем, как и весь дом) взятой из какой-то сказки. Справа от дома, чуть поодаль, тянулись вдоль наезженной грунтовой дороги какие-то хозпостройки, флигеля… И тоже поставлены не как-нибудь, а с придумкой, со вкусом. Слева, километрах в полутора виднелась деревня, за деревней – лес. Дорога же от деревни, мимо дома, мимо хозпостроек бежала вниз, к неширокой речке, перебрасывалась мостом на ту сторону и терялась в большом хлебном поле.
«Какой-то любитель русской старины дачку себе отгрохал в таком чудном месте, – подумал Сашка. – Впрочем, сейчас и не такое можно увидеть. Но… Как меня сюда занесло?»
Он прекрасно помнил все события последнего времени: и последние дни армейской службы, и возвращение домой на поезде «Адлер – Санкт-Петербург», и… Стоп! А вот домой-то он как раз и не доехал. В поезде он встретил мужика, представившегося старинным другом и сослуживцем отца. Мужик обещал ему рассказать об обстоятельствах гибели отца. Сашка позвонил матери, сказал, что на какое-то время задержится, и сошел с поезда в Москве. «А кстати, – вспомнил он, – где мой телефон?» Обнаружив, что до сих пор держит в руках леденец, Сашка, брезгливо поморщившись, отшвырнул его в сторону. Он полез в задний карман джинсов за телефоном и только тут обнаружил, что одет в длинную, чуть не до полу, хламиду без рукавов. Раздвинув в стороны полы пресловутой хламиды, Сашка внимательно оглядел себя. Белая рубаха без пуговиц и красные штаны – это, конечно, круто. Но красные сапожки с короткими голенищами и загнутыми кверху носами – это вообще жесть. Пошарив по себе руками, он наконец-то нашел карман и запустил туда руку, но вместо телефона извлек оттуда еще один липкий леденец. Этот, в отличие от только что выброшенного, был уже наполовину обсосан.
Что все это значило, было для Сашки полнейшей загадкой. Еще больше изумился он, когда из дома выбежала босая девица, одетая в длинное прямое платье, и, ухватив его за руку, со словами: «Трапезничать, батюшка Тимофей Васильевич, государыня-матушка ждут», – потащила его в дом. Она повела его через первый этаж; через кухню, подсобные помещения, потом по узкой крутой лестнице. Не столько симпатичная мордашка и гибкий, соблазнительный стан, сколько длинная (аж до самой попы), в руку толщиной коса и мелькающие из-под длинного подола голые ступни раззадорили Сашку до чрезвычайности. Он крепко сжал ладонь девицы в своей и, резко притянув ее к себе, притиснул к стенке, жадно шаря другой рукой по ее аппетитному телу.
– Слышь, тебя как зовут-то? – хрипло зашептал он, почти касаясь губами самого ее ушка.
– Фленушкой, государь, – так же шепотом ответила она.
В ее глазах не было ни испуга, ни возмущения. А вот удивление Сашкиными действиями прямо-таки читалось на ее простодушной мордашке. Огорошенный такой реакцией, Сашка несколько ослабил натиск, сообразив, что в данной ситуации он больше похож на насильника, чем на нежно влюбленного, пытающегося добиться расположения у объекта своей страсти.
