Одна только красавица Лайла, ясноглазая гурия, любимая жена царя царей, осталась стоять перед разгневанным повелителем. Если что-то и могло укротить его буйный гнев – то лишь ее присутствие. Так, вылитый на штормовые волны китовый жир на время укрощает рвущиеся к небу валы.
– Что сокрушило твое сердце, свет очей моих? – голосом, способным растопить мрамор, проворковала она, робкими шагами приближаясь к Киру и опускаясь на изрубленное сиденье у его ног. – Поведай мне о твоих невзгодах, я уврачую раны души твоей.
– Боги отвернулись от меня, – из дикой ярости переходя в состояние мрачной отрешенности, кинул царь персов. – Вчера вавилоняне убили больше моих людей, чем их погибло за последний год. Сегодня, благодаря невесть откуда взявшемуся пророку – эборею, Валтасар загреб мои сокровища так, будто я и впрямь готов был подарить ему их.
– Лидиец промахнулся?
– Если бы! Твой брат Гаумата утверждал, что Валтасар – пустое место, что его некому защитить, и, если только его толкнуть, он рухнет как колосс на глиняных ногах. Постой, – Кир на мгновение замолчал, – это ведь Гаумата говорил о колоссе на глиняных ногах?
– Да, это так, мой повелитель, – обнимая ноги грозного царя, подтвердила Лайла. – Он рассказывал, что таков был сон вавилонского царя, и некий пророк растолковал ему, будто через поколение его царство падет, и могущество сокрушится. Именно так. Юный Даниил – царевич народа эбору, такими словами разъяснил Навуходоносору сон, долгое время преследовавший его. Как известно, потомки Навуходоносора недолго задержались на троне. Набонид же, отец Валтасара – не родня прежним царям, а потому мало кто в Вавилоне будет сожалеть, когда ты выкорчуешь корень его из этой земли.
– Ты говоришь, того юнца звали Даниил?
– Да, он был приведен с другими заложниками из знатных родов эбору в Вавилон. Здесь их приблизили ко двору. Однако, насколько мне известно, он и еще трое знатных юношей его племени отказались поклониться Мардуку, и царь велел их схватить. Даниилу удалось бежать, остальных сожгли в печи. Но тебе не о чем беспокоиться, все это происходило задолго до моего рождения. С тех пор о Данииле никто не слышал. Отец еще в годы детства моего рассказывал нам об этом случае.
– Боги хранят его! Даниил вернулся. – Кир нервно дернул щекой и с чувством, будто пронзая смертельного врага, послал клинок в ножны. – А колосс не пал. Придумай мне способ вновь встретиться с Гауматой.
Намму спускался по широкой дворцовой лестнице, вдыхая аромат магнолий, цветущих по обе стороны ступеней. «О Мардук! Великий судья богов! – с тоской думал он. – Во что ж это я ввязался?! Если даже мне удастся избежать кары людской, где укрыться мне от гнева твоего?! Каково же оно, слыть пророком, когда не ведаешь, доживешь ли до следующего дня!» Он вспомнил взгляд, которым там, у ног бактриана, когда он, чуть живой от страха, выпутывался из длинного покрывала, одарил его Кир. Слава царя персов неслась впереди грозного владыки. В разных землях, где бывал Намму, каждый знал, что Кир – завоеватель вовсе не злобен, но горе неразумному, посмевшему стать у него на пути! Ибо не ведает он преград.
«О, Мардук! – продолжал свое немое моление „пророк поневоле“. – За какие прегрешения вознес ты меня столь высоко? Я здесь один среди отчужденности и хлада, словно на горной вершине. Однако же там, когда б волею своею решился я взойти на нее, лишь снег и кручи окружали бы меня. Здесь же каждый час приносит мне новых врагов. А сколько их еще будет?! Не сегодня-завтра Валтасар поймет, что в собачьей лапе больше пророческого дара, чем во мне. А на исходе дня шестого, вскоре после того, как на светлом небосклоне возгорится первая звезда, искушенные в писаниях праотцов своих, эбореи быстро распознают, что пред ними не царевич Даниил и уж вовсе не пророк. Можно представить себе их ярость! Кто знает, удастся ли уйти живым оттуда? А если и удастся, чего доброго, они обвинят меня в том, что я убил и ограбил того несчастного, нашедшего конец у самого края пустыни. И никого, никого вокруг, кто бы помог спастись. Бежать, скорее бежать!»
