Не могу вспомнить какие-то моменты чествования отца Михаила – он умел уходить от этого, его дела не выделялись, не бросались людям в глаза. Это можно назвать природной скромностью. Он всегда был в ровном настроении, никогда не выказывал своей озабоченности и никогда не было заметно, что батюшка чем-то расстроен или недоволен. Он всегда был в хорошем, добром настроении. И в своем поведении он всегда был ровен со всеми. Никогда не бывало ощущения, что к другому человеку, например более важному, он был внимательнее, чем к тебе. Он не делал различий между людьми, это было его отличительной чертой.
В какое бы время дня ты к нему ни обратился, казалось, что он ждал твоего прихода. Когда он с тобой разговаривал, то взгляд его был по-особенному внимательным и как бы входил в твою душу, так, что ты даже и подумать не мог о том, чтобы что-нибудь утаить: ведь он и так уже все увидел… Поэтому и откровенность возникала как бы сама собой, естественно. Ты выкладывал всё без утайки и всегда уходил с успокоенной душой. Его мягкий голос, его вид, его ряса, в которой он ходил всегда в то непростое время, действовали на людей целительнее любого лекарства.
Отец Валерий Поведский видел сам и нас приучил видеть в отце Михаиле образец христианской способности забывать себя ради ближнего. Быть может, этим и объясняется добрая память о нем и стремление людей к нему самому в дни его жизни, а теперь и к месту его последнего упокоения, свидетелем чего я являюсь.
Освобождение из лагеря выпало на четырнадцатое октября, праздник Покрова Пресвятой Богородицы. Обращаясь к плачущим о своих детях матерям, батюшка говорил в последствии: «Ты иди сюда, в храм Божий, церковь Божию, встань на молитву, всегда это было в русской жизни, всегда скорбящая русская христианка, мать, жена искала помощи у Божией Матери. Есть много об этом картин, репродукций, как русская женщина молится Пречистой. И вот, смотря в прошлое, видишь, какая была великая сила Благодати Божией. Немцы меня угнали на Тихвинскую икону Божией Матери, девятого июля 1943 года, а на Покров я был освобожден. И далее я всегда чувствовал помощь Пречистой Божией Матери. Вот чудо, настоящее чудо! Вам только нужно немного прислушаться и понять, когда стоят два автоматчика, офицер вызывает и не знаешь, что будет дальше – один шаг. И вот здесь я воистину ощутил со своими спутниками великий Покров Пречистой в своей тогда страшной жизни. Я не думал, я не знал – буду ли я тогда жить, куда меня еще Господь пошлет, где я буду находиться? Подумайте, матери, я потерял родных на два года, живы – не живы, не знаю, а лет мне было шестнадцать, и сердце сыновнее скорбело: как они там? Где? Что? Тогда шли уличные бои в моем городе, а это все – беспощадно. И вот Заступница сохранила меня, сохранила моих родных, тех, с кем я находился»[19]
