Время несбывшихся надежд - страница 14




Идею «Европейского времени» Вы с кем-то обсуждали до того, как она материализовалась в газету?


С. Б.: Да, были разговоры с историком Андреем Киштымовым, с журналистом Виталием Тарасом, ныне покойным, с Романом Яковлевским… Кто-то там еще был. Мы у меня на кухне собирались и обсуждали, какая это должна быть газета. Очень хотелось мне показать, что можно преодолеть провинциальный уровень… Вот сейчас покажу! Идея «Европейского времени» – это идея Европы, это встраивание Беларуси в Европу. Это был, я считаю, удачно найденный ход, потому что это была та ниша, которая не была заполнена. На иностранцев, повторяю, это производило очень большое впечатление. Газету выписали сразу же не только все посольства, но и некоторые зарубежные университеты, славистские центры. Ну как же, вот же в Минске выходит «The European Time» – это же то, что нам нужно. Но я не сумел даже в еженедельник ее превратить.


Что помешало?


С. Б.: А я не нашел финансирование. Ну что же это такое – газета раз в месяц? Да, я нашел несколько бизнесменов. Они согласились создать акционерное общество «Европейское время». За рекламу их фирм они давали какие-то деньги. Но все это становилось все хуже. Я стал бегать с этой газетой: кому бы ее отдать, чтобы издавали, я бы был только редактором. Прав оказался редактор «Франкфурт Альгемайне Цайтунг»: нужно быть еще и бизнесменом, менеджером, предпринимателем, нужно иметь для этого мозги. Прежде всего нужно было найти деньги. А я не умел этого. Понимаете? Я – литературный человек, я могу отредактировать, написать, с автором поработать. Но тут какие-то совершенно другие мозги нужны…

Вот Марцев. Вот другие молодые люди. Они же на чем-то капитал сделали, привлекли рекламу. Понимаете? Это другая генерация. В 1992-м году, когда я начал это все, мне был 51 год. Возраст… Хотя и в 50 лет люди умеют организовать дело… Я… я не умел этого, я не понимал этого. Понимаете? Как это делается… Наверное, надо было расширять круг знакомств, искать… Хотя результат все-равно был бы тот же, потому что приход Лукашенко обрек не только «Европейское время», но и другие, более профессионально поставленные издания… Газета так или иначе погибла бы. Но в тот период, когда она выходила, она все-таки оказалась важной, существенной, в особенности для интеллигентного, мыслящего читателя, и этот читатель до сих пор сохранил память о «Европейском времени». Давние читатели газеты иной раз встречают меня и говорят приятные слова, мол, помнят и прочее (в голосе снова появляется энтузиазм). Конечно, с одной стороны, чтоб сделать мне приятное, говорят, что вот, мы помним. А с другой стороны, есть и какая-то правда в этих комплиментах, в том, что они говорят, потому что это была одна из лучших газет, читая которую они чувствовали себя как бы, ну, что их уважают, что с ними говорят на каком-то приличном языке и в то же время что это серьезное чтение. Все-таки был отбор материалов, отбор авторов, то есть это был прообраз вымечтанной газеты. Я сегодня могу говорить – это не была газета в таком вот общепринятом понимании. Это был, скорее, прообраз той газеты, которую хотелось видеть, которую хотелось создавать, которую хотелось иметь. И, конечно, возможно, будь другая ситуация, сложись все по-другому, наверное, «Европейское время» подхватили бы серьезные люди, поставили бы там своих менеджеров, которые крутили бы эту финансовую часть, о чем я мечтал, а я бы занимался уже чисто редактурой газеты. Возможно. А возможно, ушел бы на положение колумниста. А возможно, уехал бы зарубеж преподавать, сделав эту газету. Не знаю. Но такая газета в других условиях, конечно, имела шанс выжить, имела шанс существовать, потому что у нее была своя ниша. Было открытое прокламирование демократических ценностей, путей схождения с Западом, при всем том, что я не идеализирую Запад. Я неплохо знаю жизнь западных стран, слежу до сих пор по Интернету за западной прессой и не считаю, что это нечто идеальное.