И от этого по спине пробежали мурашки.
О каком припадке говорил Марьен? Это какая-то шизофрения? Или все же просто лунатизм?
Я подскочил от неожиданного звука стукнувшей створки. Банка вылетела у меня из рук и облила грудь и ноги. На черной майке пятна были незаметны, а вот синие джинсы жалко. Я недовольно огляделся и увидел вошедшего внутрь Марио. Он, к слову, меня не заметил, потому что говорил по телефону.
– Да, – бормотал он. – Да, я в корпусе. Что принести-то? Я не вижу здесь никакой кофты… И здесь тоже не вижу… Алесса, приди и возьми сама, я ничего не нахожу!
Он замолчал и вытаращился, как только заметил меня. Я натянуто улыбнулся, ожидая, когда же Хилл закончит.
Он сбросил вызов и уставился на меня. Марьен красовался в джинсах и сером джемпере, который придавал ему строгости и чопорности. Видимо, он мог выглядеть как с иголочки, даже если был в отрыве всю ночь.
Я тоже хочу такую суперспособность. Я и мой потрепанный вид.
Уверенно подойдя ко мне, парень проговорил:
– Хорошо, что ты здесь. Не говори Алессе, что видел. Она знает, вы спали вместе, но думает, что утром ты просто ушел. А ты ничего не видел, ясно? – повторил он.
Марио сощурил желтые глаза, буквально въедаясь в меня. Он умел уговаривать… точнее, заставлять. Видимо, путем запугивания. Но мне двадцать один, и я куратор, поэтому мне не страшно.
– Я буду молчать, если расскажешь, что с ней, – хмыкнул я, спокойно сев на диван.
Марио с минуту таращился на меня, а потом холодно произнес:
– Я не стану говорить.
Черт, я разочарован.
– Почему?
– Это будет еще хуже, чем то, что ты просто видел.
– Если я уже видел, я могу и узнать.
– Нет, это касается только нас с ней. И нашей семьи.
Я прикусил губу, кивнув. Хилл оставался непреклонен, но мне было слишком интересно. Я решил блефовать.
– Дело твое, – пожал плечами я. – Спрошу у Алессы.
Марьен поежился и напрягся.
– Не смей!
Я улыбнулся.
– Ты не представляешь, как это будет дерьмово и низко, если ты так поступишь, – прошипел он.
– Да что происходит-то? – не выдержал я и вскочил на ноги. – Что было? Что это за тайна такая?
Мне показалось, что Марио даже заскрипел зубами от накатившей ярости. Его кожа выглядела еще более бледной и придавала ему жуткий вид. Пусть я немного и смутился, но считал свое поведение целиком правильным.
После того, что я увидел, будет справедливым мне это объяснить. К тому же, если я ее куратор, то обязан знать все.
Марио же напрягся. По глазам я видел, что он решает, говорить мне или нет.
– Но ты ей никто. Ты даже не воспринимаешь ее серьезно.
Хилл подошел к дивану и сел на него, запустив пальцы в волосы. Он явно занервничал, понимая, что все же придется рассказать.
– Я воспринимаю ее серьезно: занимаюсь ею, учу, готовлю к соревнованиям. От нее зависит и мое будущее тоже, – ответил я. – Для лучшего результата я должен знать все. Разве я не прав?
Марио плотно сжал губы, начав выкручивать себе пальцы от беспокойства. Наконец он сдался, выпрямился и посмотрел на меня.
– Ладно. Но, клянусь Микеланджело, если ты скажешь ей хоть слово о том, что я тебе все рассказал… Или хотя бы намекнешь на болезнь… Обещаю, ты пожалеешь.
Он сказал это действительно серьезно, с нескрываемым ядом и угрозой в голосе. Марьен был уверен, что из-под земли меня достанет, если проболтаюсь. Я кивнул в знак согласия.
Хилл тяжело вздохнул, а потом заговорил:
– Не знаю, сказал тебе Маттиас, наш дядя, или нет, но, в общем, у нас есть только отец. Мама умерла.
