Саймон ухмыльнулся. Он не побрился, но был чисто и опрятно одет сегодня. Это странно, ведь, если не ошибаюсь, сейчас он живет именно в этом гараже. Где тут мыться?
– Привет, – улыбнулся я ему и похлопал по плечу. – Знаешь, ты мог бы отправить мне свои треки на почту, а не пытать своей музыкой вживую.
Саймон проигнорировал мою реплику, посмотрев на Хилл.
– Привет, Алиса.
– Алесса, – поправила она и натянуто улыбнулась.
– Верно, – чуть пристыженно ответил Сай.
Но я видел, что стыдно ему не было.
– И как называется ваша группа? – с интересом спросила Лисс, рассматривая инструменты.
– «Эрранс»[1].
– Почему?
– Не знаешь латынь?
Я тихо усмехнулся. Саймон спросил про латынь так, будто это был вопрос наравне с «Ты что, не знаешь какая сегодня погода?» Словно знать латинский – это нечто само собой разумеющееся. Алесса, естественно, покачала головой, слегка пораженная вопросом. Да, глядя на Сая, явно не ожидаешь от него такой эрудиции, знания латыни или научных трудов на тему сингулярности. Но он умел удивлять. Часто оказывается, что такие бродяги еще и очень образованные. Диссонанс какой-то.
– Выучи латынь, тогда и узнаешь смысл названия. – Саймон отвернулся и направился к инструментам. Стал настраивать микрофон, а другой парень, которого я почти не знаю, занялся гитарой и барабанами. Затем Сай взял в руки свою соло-гитару и принялся крутить колки[2].
Мы с Алессой сели на диванчик. Я заметил, как она надулась, уставившись в одну точку.
– Что с тобой, чокнутая?
Она нехотя глянула на меня.
– Он всегда такой грубый?
Точно. Раненое девичье сердце не перенесло грубости Стайместа.
– Он не грубый, просто бывает равнодушным. Или нарочно издевается.
– Нарочно?
– Принцип школьных косичек. Знаешь такой?
Алесса медленно покачала головой. Я сам придумал этот принцип, который всегда работает.
– Ну, иногда парень специально задевает девушку, потому что она ему нравится. Как малолетки девчонок за косички в школе дергают. Я назвал это «принципом школьных косичек». – Хоть мне и не хотелось, чтобы они были вместе, видеть расстроенную Лисс оказалось еще хуже, поэтому я решил немного подбодрить ее.
В золотых глазах Хилл появились проблески понимания. Хотя я сомневался, что Саймон нагрубил из-за того, что Лисс ему нравилась. Вряд ли у него был к ней истинный интерес, а если даже и был, то я не хотел этого. При мысли, что он сделает ей больно, мне становилось нехорошо.
Дурной знак.
– Ладно, сейчас начнем, – донесся голос Саймона. – От громких и дерзких песен к лирике, да?
К барабанной стойке направился Майло Андервуд, двадцатитрехлетний парень, куратор нашего университета. Крепкого телосложения, ростом чуть выше среднего. У него были каштановые волосы до плеч, черные глаза и мертвенно бледная кожа, которая делала его холодный и спокойный взгляд еще более жутким.
Я знал, что он куратор на факультете искусства. Преподаватель спецкласса, где учится Марьен. В этом мы с ним братья по несчастью: оба страдаем от натиска чокнутых Хилл.
Майло махнул мне в знак приветствия, а сам сел за барабанную установку. Парни начали играть, выдавая громкую, динамичную, но классную музыку. Я уже видел, как Хилл напустила слюней, глядя на поющего Саймона.
Черт, если так продолжится, то я ее потеряю. В том плане, что она встрескается по самые уши. Может быть, стоит с ней поговорить? Я же не для себя. Просто хочу уберечь ее от лишнего расстройства…
