Все засмеялись. Они знали, как двигается общественная наука вперед. Без указующей ссылки на здравствующего лидера, диссертации не проходили. Семерчук, отсмеявшись, пояснил:
– Что поделаешь, раз партия – руководящая сила наша общества, то надо на нее ссылаться. Но сейчас пришел молодой лидер к руководству, будут большие перемены. Я, между нами скажу, что нам конфедициально рассказывают. Только широко об этом пока не распространяйтесь. Горбач – сила. Он выбрал правильное направление – ускорение нашего движения…
– Каждое ускорение или прыжок в будущее, ведет общество в пропасть или к краху… – Перебил его Матвеев.
Семерчук укоризненно покачал головой:
– Коля, у тебя и так неприятности… – Но он тактично не стал при всех их пояснять, – из-за твоих знаний, вернее языка, всегда нарываешься на неприятности.
– Так история учит. – Неохотно пояснил Матвеев свою мысль. – Был же уже прыжок в коммунизм… – И он замолк.
– Перестройка – не хрущевская маниловщина. Сейчас все рассчитано до винтика. У нас в стране лучшие ученые, больше всего научных открытий, но они почему-то не внедряются. А если внедрялись, то мы бы давно жили при коммунизме. Почему такое происходит? – Задал он риторический вопрос.
И снова ответил Матвеев:
– Потому, что у нас есть план. Он все сковывает.
Семерчук внутренне злился на Матвеева. Но у него были веские причины относиться доброжелательно к нему, даже помогать. Но когда-нибудь он нарвется на неприятность из-за своего ума и никто ему не сможет помочь.
– Дело не в плане. – В сердцах, недовольно, произнес Семерчук. – Мы его выполняем. Статистика свидетельствует.
– Статистика все врет. Когда логика бессильна, прибегают к статистике. Поэтому она не считается у нас наукой, а прикладной дисциплиной.
– Хватит об этом спорить. Я хочу сказать, что Горбачев взялся за правильное дело. Надо поднять науку и технику и оздоровить наше общество духовно. А духовно поднять общество можно, только запретив пьянство. – Семерчук говорил убежденно, так как писали газеты, как говорили вышестоящие органы и товарищи. У него сомнений в правильности выбранного пути не было.
– Давайте по этому поводу нальем. Надо выпить и закрепить перемены, которые касаются всех нас. – Предложил Милюк.
Но тут вмешался Севрюков.
– Витя! Мы говорим о серьезных вещах, а ты их сразу же сводишь на нет. То, что мы встретились в кое веки раз, и, конечно, отмечаем встречу, не означает, что мы все время так будем делать.
– Леша, извиняюсь, что грубо зацепил твою партийную душу. Но уже пора выпить. А то пошли серьезные разговоры.
– Ты такой же коммунист, как и я, как Роман. Не подковыривай нас. Давай лучше выпьем за твою защиту.
– Давай.
Снова разлили по полстакана водки, и выпили за Виктора. Но Дропан отказался.
– Больше ребята не могу. Вы пейте, не смотрите на меня. Я ж не могу столько, сколько вы.
Дропан действительно был равнодушен к алкоголю. Это знали все и не настаивали, чтобы он выпил.
Семерчук, снова закусив помидором, сказал Дропану:
– Вот ты, Толя, не пьешь. Почему бы тебе не организовать у себя в институте общество трезвости.
– Я с сентября уезжаю в аспирантуру в Киев. – Уклонился от предложения Дропан. – Поэтому объективно не могу.
– А жаль. Я сейчас ищу людей, которые бы возглавили это дело. Окажем помощь всяческую, даже будем зарплату платить руководителям общества. Такое общество уже создается в стране.
