– Значит, возникли сложности. А обещал Столяренко, – проблем не будет. А я уже договорился в домостроительном комбинате. Ему сделали бетонные спецблоки для дома, и планировал на днях отправить их в Киев. Теперь пусть подождет. Он сейчас у себя?
– Был у себя. – Коротко ответил Роман.
– К нему попасть можно? – Это отец спросил Фотина.
– Сложно. Но тебя он может принять. Попробуй.
– Конечно, попробую. Недаром я бросил все дела и примчался сюда. Я сейчас пойду. – Решительности и пробивной силы Семерчуку-старшему было не занимать.
– Потом ты мне сообщишь о разговоре, Богдан Романович. – Попросил Фотин. – Может, ближе к вечеру зайдешь ко мне?
– О разговоре сообщу. Может, позвоню или через Романа. А зайти не смогу. Дел невпроворот. Добыча на шахтах падает, новая техника не поступает, коммунальное хозяйство прохудилось, не знаю, за что и хвататься. Всех надо подгонять, держать под личным контролем, стучать кулаком по столу… Ух, как все надоело! Так что в следующий раз посидим, когда приеду на какое-нибудь совещание.
– Понимаю, сват. – Ответил Фотин. – У меня точно такое же положение.
Они пожали руки на прощание и Семерчуки вышли. На улице отец сказал шоферу машины, чтобы подъехал к обкому, а сами они пошли пешком.
– Что же это сват не уследил за таким поворотом дел? – Спросил старший Семерчук.
– Мы уже и не следили. Считали вопрос решенным.
– Решенным, решенным! – Раздраженно ответил отец. – Вопрос не может быть решенным, пока его не запротоколировали. Как будто забыли и не знали этого золотого правила. Пленум через два дня?
– Да.
– Как бы прорваться к Столяренко. – Вслух раздумывал Семерчук-старший. – Сейчас, накануне пленума, у него не будет времени. Надо встречать и ублажать этого кабана!
– Какого?
– Енченко. Он посетит один завод, проведет заседание, а остальное время будет жрать и отдыхать. Сошлется на нездоровье, попросит тишины и покоя.
«Так ему может не потребоваться…, ну как ее… любовница!» – Облегченно подумал Роман, но вслух ничего не сказал.
А отец распорядился:
– Я пока пойду к нему, а ты будь у себя. Никуда не уходи.
– Хорошо.
Роман сидел в своем кабинете, перебирал бумаги и ждал отца. Ему хотелось одного, – чтобы никто к нему не заходил и не мешал ему ждать ответа. Но вошел Попов. Его коренастая фигура, с выпуклой, как у атлета, грудью, протиснулась сквозь полуоткрытую дверь. Он, когда хотел сообщить плохое, не открывал дверь полностью.
– Можно, к вам Роман Богданович?
– Да. Заходите, Владимир Николаевич. Что у вас.
– Я по поводу Литвякова. Мое мнение такое, что его нельзя допускать к работе с людьми. Будет портить партийную линию. Я узнал, что он собирается идти работать в школу.
– Да. Предлагают место завуча. Я не вижу, что он там может испортить.
– Там педагогический коллектив, дети. Они восприимчивы к неординарным идеям. Я бы так мягко сказал.
– А куда вы его предлагаете переместить?
– В общество охраны памятников. Там освободилось место заместителя. Вроде должность и, в тоже время, не заметная. В охране памятников он не будет сильно влиять на окружающих. Там и коллектив – несколько человек.
– Может вы и правы, Владимир Николаевич. После пленума я поговорю с секретарем по этому поводу. Ему действительно, нужно тихое местечко. Спасибо за совет.
– Всегда рад помочь. – Попов немного помолчал. – Ходят слухи на ваше место хотят назначить другого?
Семерчук недовольно поморщился. Такие разговоры для него сейчас, были словно нож в сердце. И он ответил, как подобает дисциплинированному партийцу:
