Только я, кажется, оказался однолюбом. Ну, или просто идиотом.
Разговор с медсестрой ничего нового не дал. Все те же слова, что и полгода назад. Только вот тогда я как-то упустил, что клиника, в которой работала погибшая Елизарова, принадлежит Родионову. Вернее, уже принадлежала. Ну а в принципе, что бы это поменяло? Мое отношение к делу? Вряд ли. Работа есть работа, а прошлое есть прошлое. И мои разногласия тринадцатилетней давности с Родионовым точно не пришьешь в папку.
Уже в коридоре, когда Елена Дмитриевна меня провожала, я все-таки спросил:
- Лилия Николаевна приехала, чтобы вступить в права наследства?
Медсестра замялась и опустила глаза.
- Не думаю, - наконец ответила она.
- Почему? – я вцепился мертвой хваткой в слова, поняв, что Елена Дмитриевна что-то не договаривает.
- А какое отношение это имеет к Марии Александровне?
- А что вы скрываете? – ответил вопросом на вопрос.
- Ничего…
- Но?..
- Понимаете, - собралась Елена Дмитриевна с силами, - у меня с Николаем Николаевичем были не только деловые отношения. И он говорил, что бизнес оставит не своей дочери, но я все равно не понимаю, при чем здесь смерть Маши.
- Ни при чем, - согласился я. – Всего доброго.
И нахрена я все это спрашивал? Меньше знаешь – крепче спишь. Не знаю, правда, что меня больше удивило: что Елена Дмитриевна могла крутить роман с Родионовым или то, что он не оставил Лиле свой бизнес.
А вообще… Это не мое дело.
8. Глава 7 Лиля
Из города я не уехала. Остановившись возле кафе на окраине, устроилась с чашкой кофе в полупустом помещении возле окна и задумалась. Что делать дальше? По-хорошему, стоит уехать в Штаты и жить так, как жила до этого. А зачем тогда приехала?
Да, я собиралась в первый же день заявиться к нему и в лоб спросить, что тогда случилось. Но запал мой как-то быстро угас. Я боялась… Боялась услышать: «Разлюбил, так бывает».
Эти слова равнодушно бросил мне в самолете отец и уткнулся в документы, не понимая, что разрушил тогда мой мир. Все, чем я жила, о чем мечтала, разлетелось на осколки, которые с каждым вдохом царапали меня изнутри.
Я умерла, но почему-то продолжала дышать. От меня остался только сгусток боли. А зачем мне это надо было?
Незачем…
Едва мы приехали в купленную отцом квартиру в Нью-Йорке, я вскрыла себе вены. Да, можно подумать: идиотка, ни один мужик того не стоит. Но дело даже не в этом.
Боль, разъедавшая меня, достигла критической отметки. Я больше не могла ее терпеть и даже не ощущала, как лезвие впивалось в кожу.
Я никогда не спрашивала, как отец догадался, вряд ли у него сработало родительское чутье – в принципе, мы после этого и виделись только один раз. И, возможно, если бы он сам не был врачом, то исход был бы другим.
Но если с физическими ранами он мог помочь, то с душевными нет. Поэтому и пришла в себя я уже в больнице. И, наверное, странно, что именно там у меня открылось второе дыхание…
- У вас телефон звонит, - сказала подошедшая официантка и предложила: - Еще кофе?
Я кивнула и, достав смартфон, посмотрела на экран. Только вспомнила – и вот.
Ответив на видеозвонок, я увидела уставшее лицо бывшего мужа и сказала:
- Привет.
- Я не говорю на русском, - напомнил он.
- Извини, - перешла я на английский. – Как дела?
- Нормально, только вернулся из Аргентины, - Роберт снял очки и потер переносицу. – Открыл электронную почту и увидел письмо от твоего отца.
- Он хотел записаться на прием? – не придумала я лучше вопроса.
