– Случилось ли в мое отсутствие что-нибудь важное? – спросила я.
Тиё прекрасно понимала, что под словом «важное» я имела в виду любую ситуацию, с которой мне нужно разобраться немедленно, потому что в противном случае мир рисковал погрузиться в хаос и разруху. Со всем остальным она могла справиться сама.
– В Ёми все спокойно, Ваше Величество, – ответила она. – Сейчас Обон – а значит, мертвые наверху.
Каждый год я неизменно забывала о фестивале Обон, пока он не подкрадывался вплотную, отмечая увядание лета и уход еще одного года, за который ничего не изменилось. Сейчас этот праздник стал буддийским, но я соблюдала его как синтоистская богиня, потому что эти две религии давно переплелись в жизнях японцев. Каждый год души умерших возвращаются в свои родные земные города, следуя за зажженными огнями. Спустя три дня празднеств и танцев огонь провожает мертвых обратно в Ёми. Обычно это означает, что меня никто не побеспокоит целых три дня.
– Но в тронном зале ждут шинигами, – добавила Тиё.
– С какой целью? – Я нахмурилась и провела пальцами по мокрым волосам. Вода помутнела от крови.
– Полагаю, они надеются на перевод.
Я вздохнула, кивая и стирая со лба кровь. Моя вина, что я осмелилась надеяться, будто Обон подарит мне несколько дней покоя и тишины в Ёми. Разве я имею право на это?
– Полагаю, сказать им, чтобы они пришли завтра, ты не можешь, верно?
Когда Тиё повернулась к свету, словно обдумывая мою просьбу, ее губы дернулись в тонкой улыбке, а глаза сверкнули, точно заточенные кинжалы. Ей приходилось проявлять терпение, и я знала, что оно не бесконечное.
– Ладно, – отозвалась я, глубже погружаясь в воду, – но я не стану встречаться с ними, пока выгляжу как мокрая кошка. Так что им придется еще немного подождать.
– Разумеется. – Поклон Тиё показался мне саркастичным, хотя я не смогла бы это подтвердить. – Я позабочусь о вашей одежде и прикажу вымыть полы, – добавила служанка, поворачиваясь к выходу.
– Тиё.
Она остановилась в дверях.
– Да, Ваше Величество?
Задавая следующий вопрос, я не нашла в себе смелости взглянуть на нее, потому что знала, что легко прочту ответ по ее глазам. Вместо этого я уставилась на свое отражение в мутной воде – уродливое и грязное, прямо как я.
– Стражи нашли что-нибудь в непроглядной тьме? – спросила я.
Каждый день перед ее ответом наступало мгновение тихого ожидания, когда я затаивала дыхание, позволяя себе надеяться. Иногда я останавливала время и цеплялась за этот миг еще немного, мечтая, что, может быть, сегодня – именно тот день.
– Нет, Ваше Величество, – произнесла Тиё. В этот момент в ее голосе обычно появлялась мягкость. – Может быть, завтра.
– Да, – отозвалась я, так сильно ерзая в ванне, что отражение рябило и ломалось, – может быть.
Она снова поклонилась и поспешно вышла. Я взглянула на свое кольцо на столике и погрузилась под воду.
Я закрыла глаза, и на меня обрушилась волна свежих душ, тепло закружилось в моей крови, обжигая меня всю, от сердца до кончиков пальцев. Я всегда чувствовала, когда мои шинигами приносили свежие души. Перед закрытыми глазами проносились тысячи имен, под веками вспыхивали кроваво-красные кандзи[3]. Боль в костях немного утихла, ко мне вернулось тепло. С каждой новой душой я все меньше чувствовала себя самозванкой, которую совсем недавно протащили сквозь влажную землю и у которой болел переполненный сердцами желудок, и чуть больше – настоящей богиней.
