Время святого равноапостольного князя Владимира Красное Солнышко. События и люди - страница 2

Ярослав находился слишком далеко от Киева. В своей жизни он не слишком-то часто бывал в стольном граде и вряд ли имел в нем влиятельных сторонников, да и для посада он оставался фигурой незнакомой. Расчитывать он мог, прежде всего, на новгородцев, а также на те окраины, которые удалось бы привлечь на свою сторону. Понятно, что Борис Ростовский продолжал политику «византинизма», начатую его отцом, что означало христианизацию Руси и окончательное вытеснение язычества, а вместе с тем и ужесточение контроля Киева над окраинами, сокращение автономных прав этих окраин. Очевидна была и позиция Святополка Туровского. Тесно связанный сговором с Болеславом Храбрым, он также продолжил бы христианизацию, хотя и с оглядкой не на Византию, а на Западную Европу.

Соответственно, Ярослав мог рассчитывать на победу только в том случае, если на его сторону встанут окраины, где было еще сильно язычество и где менее всего хотели поступиться своими вольностями. Политические реалии не оставляли Ярославу иного выбора, как выступить в роли защитника «языческих древностей». Понятно, что подобная позиция создала бы для Ярослава серьезные препятствия в Киеве и вообще в Поднепровском районе, где христианство имело давние и прочные корни. Однако Ярослав был достаточно искусен, чтобы вести двойную игру, и чтобы по мере изменения ситуации трансформировать свой образ. Кроме того, как реалист, Ярослав вполне мог, хотя бы на первых порах, ограничиваться «программой минимум», т. е. целью своей он имел не захват власти в Киеве, а отделение Новгорода и, очевидно, всех северных территорий от Древнерусской державы. Характер и масштаб личности Ярослава весьма полно раскрылся в последующие годы. Учитывая это, можно с большой вероятностью полагать, что властью в суверенном Новгороде он не ограничился бы и непременно на каком-то этапе своей жизни, когда позволили бы обстоятельства, начал войну за Киев и власть над всеми русскими территориями.

Смерть постигла великого князя Владимира Святославича в тяжелое, суровое время. Сама смерть эта была стартом к кровопролитию, в которое окажутся вовлечены все земли Киевской Руси. И хотя кончина князя, в силу возраста и наблюдаемого дряхления, была ожидаема, но, как всегда, случилось все неожиданно. А потому все, и прежде всего сторонники Бориса Ростовского, оказались не подготовлены к борьбе за власть. Поэтому смерть князя хоть на какое-то время хотели скрыть. Тайно, глубокой ночью не через двери, а через разобранный пол тело князя, завернутое в ковер, спустили на веревках на землю и ночью же, привезя его без всякого сопровождения в Киев, положили близ надгробия жены, базилиссы Анны, в церкви Пресвятой Богородицы. Мы даже не знаем, успели ли к утру изготовить гроб, или тело самого могущественного человека на русской земле оставалось завернуто в ковер. А далее случилось то, в чем должно видеть подлинную оценку жизненного пути Владимира Святославича: скрыть его кончину не удалось, и огромные толпы людей самого разного происхождения стали с утра сходиться к храму. «Сошлись люди без числа, – пишет Нестор, – и плакали по нем. Бояре, как по заступнику страны. Бедные же – как о своем заступнике и кормителе». Примечательно, что никто из сыновей к похоронам Владимира Святославича не имел отношения – великого князя и «крестителя Руси» провожал, демонстрируя искреннюю и великую скорбь, народ. Тело упокоившегося первого христианского правителя Руси было положено в мраморный гроб, который при всеобщем плаче и молитвах был установлен в церковной крипте, подле захоронения базилиссы Анны.