– Это не удивительно, сын мой. У вас был очень сильный жар, а в таком состоянии, как известно, люди могут бредить. Сегодня двенадцатое марта, вы находитесь в своих покоях.
Яков решил рискнуть:
– Ваше преподобие, может, вы заодно назовете год? Я и год-то не помню…
– От рождества Господа нашего Иисуса одна тысяча двести пятнадцатый.
Он ахнул:
– Тысяча двести…вот дерьмо…
Яков понял, что его сознание отказывается принять эту цифру, поскольку был уверен, что ему знакома другая дата. Но какая? Он почему-то вдруг подумал о тысяча девятьсот восемдесят восьмом, когда закончил школу и …
Он закончил школу? И, между прочим, вслед за школой, он закончил колледж и институт… Но его называют мальчишкой и…
Он уже открыл рот, чтобы попросить зеркало. Но последний миг передумал. Он решил, что всегда может это сделать, когда останется один. Кроме того, он не был уверен, что в доме, где нет канализации, ванной и душа (откуда он знает эти слова, кстати?) может найтись зеркало. И эта путаница с датой…
Вместо этого он уставился на свои руки. Предплечья, запястья, кисти были покрыты непонятными точками, которые вдруг показались ему угрожающими. К сожалению, в полумраке комнаты было непонятно, что это такое, поэтому руки вдруг отчаянно зачесались.
– Ваше преосвященство, вы не могли бы сделать, чтобы тут было немного посветлее? Мне кажется, у меня какие-то точки на руках…
Епископ шагнул вперед, взял его за одну из рук, и очень внимательно рассмотрел. Потом повторил то же с другой.
– Точки? Какие точки? Что вас беспокоит, ваше высочество? Мне кажется, ваши руки такие же, как обычно…
– Они вдруг зачесались… и… эти точки…
– Зачесались? Джэсс, отдерни штору, впусти света!
Пока служанка отдергивала шторы, и открывала плотно запертые ставни, епископ внимательно смотрел в глаза Якову.
– Мне кажется, лихорадка возвращается. Я, пожалуй, приглашу лекаря.
– Прошу вас, ваше преосвященство, не надо этого делать. Это я просто дезориентирован после высокой температуры. Я хочу сказать… после лихорадки… и …разлития желчи. Да, желчи.
К счастью, в этот момент створки распахнулись, впустив радостный свет мартовского утра. Яков тут же увидел, что точки на руках были самыми обыкновенными веснушками. Хотя он дал себе слово не удивляться, это открытие ошеломило его еще раз. Он совершенно точно помнил, что никаких веснушек, у него на руках, до сих пор не было. Он сидел на ворохе подушек, вытаращив глаза и открыв рот, чувствуя, что головокружение возвращается.
– Так что же так обеспокоило вас, ваше высочество?
Яков понял, что сейчас зародит у епископа самые тяжелые подозрения в своей вменяемости, если скажет, что у него вдруг появились на руках веснушки. Ведь, если веснушки были у него до болезни, епископ не видит в них ничего необычного. Его преосвященство уже сказал, что был, рядом с Яковом, практически с момента его рождения.
– Я хотел сказать… – тут его взгляд упал на ногти, и его осенило. – Ваше преосвященство, посмотрите на мои ногти. Вы видите на них белые полоски? Когда в организм попадает тяжелый металл, например, мышьяк или свинец, ногти белеют. Потом, когда ноготь отрастает, он восстанавливает свой цвет. Это означает, что меня хотели отравить. Эти полоски на ногтях – симптом отравления.
Сэр Джон подошел, и тоже осмотрел его ногти.
– Да, ваше преосвященство, я определенно вижу тут белые полоски. Что вы скажете? Моего крестника хотят отравить?
