Он снова покачал головой, не в силах воспринять её слова всерьёз. Эта идея казалась слишком далёкой и даже нелепой. Да и откуда у них, скромных пастухов, такие каганские корни? Дедушка всю жизнь провёл на пастбищах, отец – и тот следовал его примеру.
Тетушка вздохнула, опустив глаза.
– Мы всегда были осторожны, Курт, – её голос прозвучал почти шёпотом. – Быть сыном кагана когда-то было смертельно опасно. Были враги, которые уничтожили бы и его, и нас, едва бы узнали. Но сейчас это прошлое. Тюркского каганата больше нет. Остались только легенды. И тебе уже не опасно знать правду… Твоя кровь – это кровь правителей. Твой род – тот, о котором сложено немало сказаний.
Она на миг замолчала, её глаза затуманились, и Курт увидел в них глубокую тоску по тем временам. Он сидел, крепко сжав пиалу с чаем, чувствуя, как его привычный мир рушится.
Тетушка продолжила, едва уловимая дрожь пробежала по её словам:
– Но это всё теперь – только тени. Что значит правитель без подданных, каган без каганата?
Курт вдруг ощутил, как внутри него вспыхивает что-то новое. Сначала он не мог дать этому имя, но эта теплая волна внутри была похожа на гордость, на желание узнать больше и, возможно, оправдать честь своих предков. Он пытался сохранить своё спокойствие и вернулся к еде, но мысли его кружились, и с каждым откусанным бауырсаком он всё сильнее начинал задумываться: а что, если тетушка говорила правду?
Курт нашёл Айлин, сидящую на берегу реки. Она наблюдала, как солнце скользило вниз по горизонту, и его отблески золотом разливались по воде. Курт подошёл к ней и, тихо присев рядом, почувствовал, как тепло её присутствия успокаивает его в этот сложный момент.
– Ты не поверишь, что я узнал от тетушки, – начал он с нервной улыбкой, пытаясь замаскировать свой неуверенный тон за весёлым настроением. – Она сказала, что я… потомок тюркского кагана! Представляешь? Она утверждает, что мой дедушка был сыном кагана!
Айлин слегка улыбнулась, но её взгляд вдруг потемнел. Она медленно повернулась к Курту, и в её глазах, отражавших последние лучи уходящего солнца, было что-то, что он не ожидал увидеть – серьёзность и даже тревога.
– Курт, – начала она тихо, сдержанно, – это не шутка.
Её слова эхом отозвались в его голове. Курт растерянно посмотрел на неё, не понимая, почему его простое признание вдруг вызвало в ней такую серьёзность.
– Я… я слышала это от своей бабушки, – продолжила Айлин, её голос был полон странной смеси страха и восхищения. – Она рассказывала, что у великого кагана когда-то был сын, которого прятали от врагов. Чтобы его никто не нашёл.
Курт замер, сердце застучало сильнее. Он пытался осознать услышанное, ища в лице Айлин хоть какую-то тень насмешки или намёк на шутку. Но её взгляд был неумолим – в её глазах не было и следа лёгкости, с которой он начал этот разговор.
– Ты действительно думаешь… что это правда? – прошептал он, чувствуя, как напряжение сдавливает ему грудь.
Айлин взяла его за руку, сжав её, словно пытаясь передать свою решимость. Она медленно кивнула.
– Да, Курт. Думаю, это правда. И если это так, то всё может измениться. Теперь ты не просто Курт, сын пастуха. Ты наследник чего-то большого, того, что связано с силой и долгом твоих предков.
Они сидели рядом, окружённые вечерними сумерками. Вокруг раздавалось тихое журчание воды, лёгкий ветерок ласкал их лица, но на сердце у Курта будто повисло тяжёлое, непреодолимое бремя. Мир, который он знал – простой и понятный, где каждый день был похож на предыдущий, – начал рушиться перед его глазами.
