— Что тебе нужно?!
Он отвел глаза в сторону, словно задумался, а потом пожал плечами и выдал ей как неразумной, будто удивляясь ее несообразительности:
— Денег.
— Денег у меня нет! — строго оборвала она его, а мысленно воззвала: — Ну, убирайся уже, ну!
— Так это ты, что, за бесплатно совесть свою продала, а?
— Твое какое дело?! — разозлилась Олеся. Будет еще ей нотации читать?! — Ты сам далеко не ангел, наверное, да?! — а когда он не ответил на ее полу-вопрос, совсем осмелела. — Пошел вон!
Его лицо моментально изменилось — стало злым, жестким. Он резко подскочил со стула, двинулся к ней. Она смогла вблизи рассмотреть его подрагивающие крылья носа, крепко сжатые губы. И взгляд, острый как бритва. Он был опасен, поняла Олеся, очень опасен, несмотря на то, что был молод, явно младше нее.
— Что ты сказала?! — угрожающе прошептал он, нависая над ней.
Олесе пришлось отклониться, насколько позволяла оказавшаяся позади нее столешница, а иначе он бы просто вжался в нее. Опустив глаза, она молчала, выжидая, когда он успокоится. Она погорячилась. С ним так нельзя. Теперь не осталось никаких сомнений в том, что свой билет на зону он получил не просто так. Зато стало морально легче — можно больше не обвинять себя в том, что отправила за решетку невиновного. Хотя эта вина, которая стала уже чисто автоматической и вытеснилась куда-то за пределы сознания, помогала (если можно так сказать) жить той жизнью, которой она жила. Да, каждому по заслугам… Дочь только жалко… Настю… Ведь когда-то она узнает…
Настя! И снова Настя спасла положение.
— Ма-ам, — услышала она от двери, и сразу же стало легче дышать, но ненадолго.
Непрошеный гость отлепился от нее, но переключил внимание на ребенка. Сел перед Настей на корточки, как ни в чем не бывало, сказал:
— Привет.
Олеся фурией пронеслась по кухне. Проскочила мимо них и, встав за спиной дочери, крепко сжала ее плечи, силой постаралась задвинуть ту за себя.
— Мама, ты чего?! — Настя подняла на нее испуганные глаза и с места не сдвинулась. — Мне же больно!
— Ты зачем ей больно делаешь? — укоризненно глядя на нее, спокойно спросил парень и перевел взгляд на Настю: — Как тебя зовут?
— Настя. А ты кто?
Он весь неуловимо изменился. Черты лица разгладились, смягчились. Голос стал выше, добрее. И улыбка, которую можно было назвать обаятельной, превратила отталкивающее лицо в приятное.
— А я Женя. Мамин друг, — он на секунду поднял глаза на застывшую в тревоге мать. — Вот, в гости к вам зашел.
Олеся снова попыталась задвинуть дочь за себя, прервать их милую беседу, нарушить его планы подружиться с Настей. Но снова Настя, качнувшись в сторону под давлением ее рук, осталась на месте, и снова он, кинув на нее предостерегающий взгляд, поджал губы.
— А у меня сестренка есть, ее тоже Настей зовут, — когда он обращался к ребенку, сразу менялся весь. — Только она уже взрослая почти. Ей пятнадцать лет.
— А мне семь, — с непосредственной искренностью ответила Настя.
— Я же тебе говорила, не разговаривать с незнакомыми людьми! — включила строгую мать Олеся, на что Настя обезоруживающе ответила, пожав плечиками:
— А я его знаю. Это — Женя, твой друг, — и улыбнулась. «Друг» ей явно понравился.
— Ты почему плакала? — спросил вдруг серьезно он. — Обидел кто?
— Нет, я собачек испугалась. Они за мной бежали, не отставали.
— Так ты собак боишься? А хочешь, научу не бояться?
