Все бабы дуры - страница 18

– Инга, как там Саша?

– Вроде нормально, ну во всяком случае выглядит уже более здоровым, рвется домой, к работе и обычной жизни, но врачи пока не пускают, все еще проверяют, у него все-таки не совсем типичный случай. Он до сих пор был абсолютно здоров, всегда правильно питался, следил за весом, занимался спортом, не относился к группе риска, в семье нет сердечных больных, в общем, проверяют.

– Как ты сама с этим справляешься? Мотаешься, наверно, между домом и больницей?

– Да я нормально, конечно, устала от этого, тем более от тревоги за Сашу, но я в норме.

Они подъехали к их дому, она запарковала машину поближе к подъезду, вышли из машины, выгрузили все вещи и вошли в подъезд, они жили на четвертом этаже восьмиэтажного дома, поднялись на лифте наверх и, открыв дверь, вкатили вещи в квартиру.

– Проходи, осматривайся, располагайся!

Стас смотрел по сторонам, Инга начала показывать квартиру.

– Вот тут будет твоя комната, – указала на одну дверь. Открыв ее, он увидел односпальную кровать, стол и шкаф, обычная, вполне уютная комната, наверняка принадлежащая сыну, судя по аскетичному убранству.

– Вот тут ванна и туалет, вот это салон, там наши две спальни, вот это кухня, – они вошли в просторную отдельную кухню.

– Хочешь чего-нибудь выпить? Чай, кофе, может, чего покрепче – за твой приезд на землю обетованную. Не думала я, что мы тебя так встретим, думала, будет как-то порадушней и повеселей, – сказала она как-то невесело, и глаза наполнились слезами. Стас притянул ее к себе и обнял.

– Кривицкая, не раскисай, все будет хорошо, Сашка скоро оклемается и еще погуляем все вместе.

Он держал ее в объятиях, и она не отстранилась, а даже еще больше прижалась к нему, тихонько всхлипывая у него на плече.

Он повернул ее к себе лицом:

– Ну Инга, ну чего ты? Все наладится, – ее припухшие губы так манили, и она вся была такой беззащитно манящей и притягательной, что он просто потерял голову от жалости и желания к ней, и сам не заметил, как начал целовать ее, а она отзывалась на его поцелуи.

Она вообще перестала что-либо соображать – так ее оглушила волна, поднявшаяся в ней, такого с ней никогда и ни с кем не было, даже к Саше она такого не испытывала, при всей ее любви к нему она никогда не желала его, только принимала, и она даже не знала, что это такое, а это было просто дикое животное желание, которое было выше морали и норм поведения замужней женщины.

Стас почувствовал этот зов женщины, его женщины, и не смог противиться ему, это было дико и неистово, нежно и сладко, он целовал ее, освобождая от одежды, гладил ее красивое тело, он взял ее прямо в кухне на столе, и ей хотелось этого. Она истекала от желания и дикой истомы, он входил в нее снова и снова, и она желала, чтоб это продолжалось еще и еще, она чувствовала его, как никогда не чувствовала Сашу. Стас был ее мужчиной, его ключ подошел в замочную скважину ее дверцы, и она распахнулась ему навстречу, и они оба были не в силах этому противостоять – никакая мораль не властна над этим зовом плоти. Он придавил ее тяжестью своего тела, но даже это ей было приятно с ним.

– Что мы наделали, – прошептала Инга. – Как мы теперь Сашке в глаза смотреть будем? Какая я сука, он там из болезни выкарабкивается, а я тут с тобой. Как я могла?

Стас обнял ее и прижал к себе, заставив посмотреть на него.

– Не казни себя, случилось то, что случилось, и наверно, то, что должно было случиться еще в юности. Если бы это произошло тогда, я бы тебя никуда не отпустил от себя, ты моя женщина, ты разве этого не поняла? Твое тело это знает лучше тебя, ты можешь закрыть на это глаза, ты можешь послать меня куда подальше, и я уйду, потому что не вправе разрушать вашу семью, но ты и сама знаешь, что ты моя женщина, а я твой мужчина. Наши тела не услышали голоса разума, они были когда-то одним целым.