– Нет, жарко… Чуть унес ноги от стража…
– Опять тебя преследовал? – она взволнованно нахмурила брови.
– Каждый раз, если нахожусь там дольше обычного…
Дверь ГАЗели скрипнула, и в машину неотложки заглянул коренастый мужчина.
– Как он? – следователь Васильев шепотом обратился к Марии Павловне, игнорируя тот факт, что Антон вышел из транса.
– Я нормально, – вмешался Колесников, приподнимаясь на каталке.
– Видел его? Описать сможешь?
– Я…
Антон перевел взгляд на желтый свет фонарей, что отражались в темных лужах позади Геннадия Петровича. Там, за бетонным столбом, словно кто-то стоял. В черной байке, в гуще блестящих от дождя кустов. Словно… Невозможно сказать точно.
– Что там?
Тетя Маша тронула его плечо.
Парень вздрогнул. Он выдохнул и вновь поднял глаза на дорогу – никого.
– Показалось… – Антон потер глаза и переносицу.
– Так что? Запомнил его? Прислать художника? – не отставал Васильев.
– Я видел… Да, я видел его. Но мне надо время, чтобы вспомнить…
Отчего-то именно сейчас Антону показалось, что он непременно вспомнит диверсанта. Будет идти по улице, ехать в метро, рассматривать потолок перед сном и воспоминания придут к нему сами. Сначала место их знакомства, затем имя приятеля, а после и его лицо. Быть может, Колесников, даже вспомнит, где тот живет. И полиции не составит труда задержать подозреваемого и разыскать в его доме доказательства причастности к теракту.
– Мария, наши дальнейшие действия? – принимая от помощника пару стаканчиков с чаем, поинтересовался Васильев.
– Чай очень кстати, – она потерла бледные руки. – Пусть полежит еще, а потом отвезем домой и к себе.
Антон слабо улыбнулся. Было странно слышать от тети Маши подобные планы на вечер – сколько он ее знал, она всегда жила одна. Как вдруг из ниоткуда рядом с ней появился это заурядный тип ментовской наружности. Колесников надеялся, что такие только в питерских сериалах, но нет – вон они, ни на шаг не отстают от дорого тебе человека, ночуют у него дома и в промозглый вечер подают горячий чай.
– Хорошо, я тут, совсем рядом! Закрываю дверь, опять начинается дождь… – Васильев поднял воротник черного плаща и, украдкой взглянув на небо, прикрыл дверь машины.
– Ты не любишь его? – тетя Маша помогла сесть.
– За что любить?
– Просто за то, что он у меня есть.
– Странно такое слышать от врача-психиатра.
– Вовсе нет. Если любишь меня, должен быть рад, что я счастлива!
– А ты счастлива? – тут же подхватил Антон.
– Да! – уверенно заявила тетя Маша. – Ладно, не томи! Что там было?
– Там, – Колесников подул на чай, – там было жутко. Они все проживают свои последние минуты жизни и смерти. Как по кругу, все эти ужасы повторяются для них вновь и вновь.
– И никто не может выйти из круговорота событий?
– Нет, никто, – Антон отхлебнул чай. – А потом я увидел его. И погнался. Он говорил с кем-то в кабинке туалета…
– С кем?
– Сам с собой… С кем-то невидимым. Потом вынес оттуда бомбу и направился в зал. Я подлетел к нему и снял капюшон. Он обернулся.
– И кто это? Ты увидел кто это?
– Нет… То есть да, но его глаза… Белки затмила чернота. И эта мгла, она не отпускала меня. Я не мог сосредоточиться на чем-то другом. И время… Время сильно замедлилось, все вокруг застыло. Подобное не может сделать человек. Даже там, даже в астрале.
– Так он не человек? – тетя Маша напрочь забыла о чае.
– Я не знаю… Не знаю! Возможно одержимый. Но, если он человек, то совершенно точно ему кто-то помогает…
